Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того как сын Чар ушел, она пошла проведать свою маленькую девочку. «Она крепко обняла меня, – говорит женщина. – И сказала, что не уверена в своих чувствах».
Время от времени в течение последних нескольких лет Чар приходилось давать советы самой себе, когда речь заходила о дисциплине ее дочери. «Не то чтобы у нее были проблемы с поведением, – рассказывает Чар. – Она хороший ребенок, но мне приходилось постоянно напоминать себе не поддаваться ей. Такие вещи, как лишнее печенье или засиживание допоздна, иногда могут быть в порядке вещей, но это не должно быть привычкой, которая проистекает из моего страха быть отвергнутой. Быть скорее другом, чем матерью, – плохая модель воспитания».
Хотя Чар, очевидно, умная мать, которая заботится о ребенке, она со слезами на глазах признается: «Иногда я ловлю себя на мысли, что все мои усилия напрасны. Она может вырасти и возненавидеть меня, как ее брат».
Эмоциональную борьбу, которую Чар называет «постыдной», испытывают многие матери. В трудные моменты они задаются вопросом, не приведет ли все то, что они вкладывают в ребенка, снова к разбитому сердцу. В таких случаях Чар напоминает себе о том, что все дети разные. Своей маленькой девочке она обязана быть самой лучшей и любящей матерью, какой только может быть, независимо от возможного исхода.
В такие моменты, как этот, вспоминайте, кто вы. Вы можете успокоить свой страх. Измените свое мышление. Будьте сострадательны и добры, напоминайте себе о том, что вы сильны и мудры. Вы хорошая мать.
Как выразилась Чар, позволять обидным действиям одного ребенка негативно влиять на стиль вашего воспитания нечестно по отношению к вам и остальным вашим детям. Подавляющее большинство родителей, которых бросил один ребенок, никогда не столкнутся с уходом другого.
Не позволяйте ушедшему ребенку вечно присутствовать и мешать вам. Помните: разум важнее воспоминаний.
Младшая дочь Кэтлин сказала ей: «Сосредоточься на людях, которые хотят, чтобы ты была в их жизни».
Другие родственники
После двух лет растущей эмоциональной дистанции единственная дочь Дениз полностью прекратила общение с ней. «Я пережила рак, – говорит женщина. – Но этот разрыв оказался для меня тяжелее. Он сломил меня физически и морально». Хотя Дениз очень близка со своей собственной матерью, которой 91 год, она скрывает от нее правду. «Мама не знает, что мы с дочерью не общаемся, – рассказывает Дениз. – Всякий раз, когда она спрашивает о внучке, я оправдываюсь. Говорю, что она очень занята. Слабому сердцу матери не нужна эта боль».
В моей собственной ситуации мы с мужем сразу почувствовали себя обязанными рассказать близким родственникам основные факты, главным образом потому, что нас не было бы на свадьбе Дэна. Они планировали поехать на торжество и были бы шокированы, не увидев нас там. Но я могу понять Дениз. Мы с мужем тоже оберегаем чувства пожилых родственников – особенно тетей и дядей с его стороны. Вот почему мы заранее решили, что, если у них возникнут вопросы о Дэне, мы будем поддерживать непринужденный разговор. В тот момент мы все еще были сбиты с толку и страдали, но новостей, которые можно было бы сообщить, не было. Дэн жил на окраине города со своей женой и работал. Здоровье дяди и тети Брайана было не слишком хорошим. Зачем обременять их нашей болью?
Возле кафе, куда мы водили их поесть, дядя Брайана Чак склонил ко мне свою седую голову. «Ну-ка, – сказал он. – Пощупай мои шрамы».
Осторожно я скользнула кончиками пальцев в мягкие впадинки на его макушке. Пару месяцев назад после кровоизлияния в мозг дядя лежал на больничной койке, опутанный трубками. Тогда мы не были уверены, что он поправится.
«Твоя голова теперь как шар для боулинга», – пошутила я, отдергивая пальцы.
Чак провел месяц в реабилитационном центре, но сейчас был дома со своей женой и чувствовал себя хорошо. После нескольких напряженных месяцев, через которые они прошли, им не стоило слышать о наших проблемах. Но когда мы сидели в кафе в ожидании обеда, возникли вопросы о Дэне.
«Нет, – ответил мой муж. – Мы не виделись последнее время».
Дядя Чак пригвоздил меня своим пристальным взглядом. «Ты не возражаешь, если я спрошу, что произошло?» – произнес он.
Я пожала плечами: «На самом деле мы не знаем». Было трудно слышать вопросы, на которые у нас не было ответов.
Тетя Кэролин, всегда жизнерадостная, нарушила тишину. «Может быть, его жена хочет, чтобы он принадлежал только ей, – сказала она. – Некоторые женщины такие». Я была ей благодарна.
«Может быть, – согласилась я. – Она имеет на это право». Тетя Кэролин ранее рассказывала мне, как ей было больно, когда ее дочь в возрасте 19 лет переехала почти за 6000 км. Последние 30 лет тетя жила вдалеке от нее и внучат. Я знала, что она понимает меня, по крайней мере на каком-то уровне. «Я ценю твою заботу, – сказала я. – Но у нас нет никаких новостей. Мы знаем, что Дэн работает и с ним все в порядке». Я снова пожала плечами, готовая перейти к другим темам: «Пожалуйста, не волнуйся. Я уверена, что в конце концов мы с этим разберемся». Затем я похлопала себя по животу, добавив слишком выразительно: «Я такая голодная! Надеюсь, они поторопятся с едой».
Затем Брайан заговорил о другом. Возможно, социальный этикет пожилой пары удерживал их от дальнейшего обсуждения Дэна – больше мы о нем не говорили. С тех пор они время от времени спрашивали о нашем сыне. И каждый раз мы честно отвечали, но без особых уточнений. Мы не намерены беспокоить своих пожилых родственников из-за чего-то, что никто из нас не может контролировать. Кроме того, у нас все в порядке. Мы движемся вперед, и Дэн тоже. Это правда, и это главное.
То, как много вы расскажете или умолчите, зависит от ваших отношений. Дениз редко видится с родственниками. Она не беспокоится о том, что ее мать случайно узнает правду. Но такую возможность стоит рассмотреть. Случайное обнаружение отчуждения наряду с вашим обманом может стать своего рода