лет позже, и, конечно, в «Графе Луканоре» средневековая идеология обнаруживается еще очень отчетливо. Но своеобразие развития испанской культуры того времени, нашедшее яркое воплощение и в книге Хуана Мануэля, позволило испанскому писателю во многом преодолеть ограниченность мышления его времени и в некоторых существенных чертах перекинуть как бы мостик к Возрождению.

Показательно уже само обращение Хуана Мануэля к жанру новеллы. В средневековой литературе этот жанр бытовал преимущественно в народной среде и писателями «учеными» считался «низким», недостойным серьезного внимания и обработки.

Книга Хуана Мануэля разделена на несколько частей, не одинаковых по объему и значению.

Новеллы, включенные Хуаном Мануэлем в первую часть книги, объединены сюжетным обрамлением. Подобная сюжетная рамка, которой воспользовался в своем сборнике также и Боккаччо, не изобретена ни итальянским новеллистом, ни Хуаном Мануэлем. Задолго до них к подобному приему объединения разнообразных рассказов обращались восточные авторы, в частности, так построена и знаменитая книга «Сказки тысячи и одной ночи». Однако и Боккаччо и Хуан Мануэль используют прием весьма оригинально и каждый по-своему.

Итальянский писатель, вложив рассказ в уста десяти юношей и девушек, удалившихся из Флоренции, охваченной эпидемией чумы, на лоно природы, тем самым получает возможность разнообразить содержание и манеру изложения новелл в зависимости от того, кто из его молодых героев рассказывает ту или иную новеллу. У Хуана Мануэля сюжетное обрамление играет более скромную роль. Оно позволяет ему подчеркнуть назидательный смысл своих рассказов и сформулировать те моральные принципы, которые этими рассказами иллюстрируются.

Сюжетная канва книги

Познакомившись с книгой Хуана Мануэля, читатель, не без удивления заметит, что сюжеты некоторых новелл ему давно известны. Такова, например, басня о вороне и лисице или анекдот о мошенниках, взявшихся соткать для короля «волшебную» ткань и т. п. Все дело в том, что и в данном случае и вообще в книге сюжеты, как правило, не являются плодом творческой фантазии самого автора. В те времена это было принято, и Боккаччо для своего «Декамерона» также широко черпал свои сюжеты из разнообразных источников.

Хуан Мануэль нередко пользовался произведениями восточных авторов, в особенности арабских. При этом он использует не только такие книги, которые существовали в испанском или латинских переводах, как, например, «Калила и Димна», переведенная во времена Альфонса X, и «Синдабад», появившийся на испанском языке в 1253 г., или книги, написанные местными, испанскими авторами на основании восточных преданий, вроде сборника начала XII в «Поучения духовным лицам» перешедшего в христианство еврея Педро Альфонсо.

Владея и литературным и разговорным арабским языком, Хуан Мануэль обнаруживает знакомство также с оригинальными произведениями арабских авторов и с бытовавшими в устной арабской традиции анекдотами. Восточные источники дали Хуану Мануэлю сюжетную канву для двадцати с лишним «примеров», в т. ч. для столь известных, как рассказ о донье Труане, маге доне Ильяне, обманщике-алхимике, об укрощении юным мавром своей строптивой супруги и др.

Многие из включенных в книгу Хуана Мануэля басен (о человеке, охотившемся на куропаток; о воронах и филинах; о льве и быке) также заимствованы у восточных авторов. Другие сюжеты своих басен Хуан Мануэль почерпнул у античных баснописцев Эзопа, Федра, хорошо известных в те времена по переложениям в средневековых сборниках. Отсюда взят сюжет басни о вороне и лисице, а также басен о лошадях и льве, о предусмотрительных муравьях и т. п. Некоторые рассказы Патронио являются переложением библейских притч, иные посвящены историческим и легендарно-историческим сюжетам из отечественной и иноземной истории.

Итак, сюжеты новелл Хуана Мануэля в большинстве случаев не оригинальны.

Заимствование сюжетных линий

Один из любимых приемов переработки заимствованных сюжетов у Хуана Мануэля — это их «испанизация», перенесение действия в Испанию. При этом талантливый художник наделяет героев рассказов типично испанскими чертами, насыщая свое повествование такими деталями, которые подчеркивают национальный колорит. И «бродячий сюжет» начинает жить новой жизнью, становясь оригинальным творением автора. Убедительное доказательство тому — рассказ о маге, испытывавшем верность своего ученика данному им слову. Действие этой новеллы, источником для которой послужил один из рассказов арабской книги «Сорок дней и сорок ночей», перенесено в средневековое Толедо, издавна славившееся своими чернокнижниками. Героями новеллы становятся толедский маг дон Ильян и некий декан (священник) из Сантьяго де Компостела, «которому очень хотелось узнать искусство некромантии».

Далее в нескольких фразах писатель дает описание потайных покоев, где происходит обучение магическим наукам, искусно подчеркивая при этом также детали, которые напоминают читателю, что действие происходит именно в Испании (комната находится так глубоко, что «казалось, будто Тахо шумит над их головами»). Затем следует история избрания декана в архиепископы, также содержащая множество деталей реального быта средневековой Испании. Все дальнейшее, что случилось с деканом и доном Ильяном, их притязания и слова — все это удивительно соответствует характерам испанских героев Хуана Мануэля.

Рассказ о маге, доне Ильине, быть может, один из самых ярких, но далеко не единственный пример такой последовательной «испанизации» заимствованного сюжета. То же видно и в рассказе о донье Труане, размечтавшейся по пути на рынок о том, как она разбогатеет, продав горшок с медом, затем кур, овец и, выдав замуж своих дочерей, «будет себе прогуливаться по улице с зятьями и невестками». Подобные примеры можно было бы приумножить. Но даже и в тех рассказах, где Хуан Мануэль сохраняет восточный колорит своего первоисточника, самый стиль повествования, лаконичный, одновременно сдержанный и страстный, так своеобразен, что каждый, кто прочел хоть несколько новелл Хуана Мануэля, безошибочно признает его руку и в других рассказах.

Материал для новелл

Весьма характерно, что большинство рассказов писатель, несомненно, почерпнул из фольклора — эпических преданий и романсов испанского народа. Еще более существенно, что в таких случаях Хуан Мануэль обычно сохраняет оценку описываемых событий и героев, как совпадающую с его собственной.

Так, например, с большой теплотой рисует Хуан Мануэль в двух новеллах образ кастильского графа Фернана Гонсалеса, при котором Кастилия добилась независимости от Леонского королевства и который, таким образом, положил начало возвышению Кастилии. Фернан-Гонсалес, ставший для испанского народа национальным героем, таким же предстает и перед читателем «Графа Луканора». Хуан Мануэль изображает его неутомимым воином, выше всего ставящим славу отечества.

В первой из новелл, посвященных графу, Фернан Гонсалес отвечает своему родственнику Нуньо Лайнесу, заявившему, что пора и самому графу и его людям отдохнуть от ратных дел: «Теперь не до отдыха». Подобный ответ дает граф и воинам своей дружины, жаловавшимся на раны и усталость после победы над мавританским полководцем Альмансором, «Двинемся вновь на врага: новые раны заставят