мужского почерка, я вскакиваю и жадно подтягиваю его поближе, чтобы разобрать его слова.

Джемма,

Ты выглядела слишком умиротворенной, чтобы проснуться, как бы мне ни хотелось поцеловать тебя на прощание.

Вместо этого я буду надеяться, что ты мечтаешь обо мне.

Сегодня утром у меня деловая встреча в другом конце города, так что меня не будет несколько часов. Чувствуй себя как дома. Эван внизу, в вестибюле, если тебе что-нибудь понадобится, и ты не сможешь со мной связаться, он позаботится о тебе.

Я сделал несколько звонков, и пресса согласилась, пока отложить в стол эту историю. Злить Крофтов вредно для бизнеса, и когда я сказал им, как сильно разозлюсь, если они расстроят мою девушку, они отступили. Очень быстро.

Знаю, вчера было тяжело. Но сегодняшний день будет лучше, солнышко. Я в этом уверен. В конце концов, ни один день, который начинается с тебя в моих объятиях, не может оказаться чем-то иным, кроме как прекрасным. Скоро увидимся.

Твой, Чейз

PS: Если тебе станет скучно, загляни в мой кабинет.

Моё сердце бешено колотится в груди, а улыбка, расплывающаяся на лице, такая большая, что у меня болят щёки. Как маленький ребёнок с запиской от зубной феи, я прижимаю бумагу к груди, чувствуя себя по-идиотски счастливой, когда его слова тают во мне, согревая меня изнутри.

Даже не знаю, что лучше: тот факт, что он сотворил чудо и остановил историю, или тот факт, что он впервые назвал меня своей девушкой в долбаной записке, как будто, он думал, что если случайно упомянет это, у меня не возникнет тахикардии.

Боже, он бесючий.

Как бы. Вроде.

Ладно, ладно, он совсем не бесит.

Я сбрасываю одеяло, вскакиваю с кровати и бегу к двери в дальней стене, которая, как я знаю, ведёт в его кабинет. Я едва успеваю открыть дверь, едва осматриваю пространство, как на глаза наворачиваются слёзы.

Это элегантная комната с множеством окон, внушительным дубовым столом и великолепным видом на центр города, но я почти не обращаю на неё внимания. Мои остекленевшие глаза прикованы к дальнему углу, где в солнечном уголке у окна установлен потрясающий старинный деревянный мольберт. На нём лежит чистый холст, ожидающий превращения в произведение искусства. Совершенно новый набор масел лежит наготове рядом с большой бутылкой скипидара, контейнером с гессо, несколькими кистями и новой деревянной палитрой. Все материалы, которые мне когда-либо понадобятся, включая те, которые я никогда не могла позволить себе в дорогих художественных магазинах, находятся там, умоляя меня использовать их.

Он всё продумал.

Это лучший подарок, который я когда-либо получала от кого-либо. Когда-либо. Нет никакого способа отплатить ему, я знаю из многих лет экономии, сколько всё это стоит. Вряд ли бы он позволил мне отплатить, даже если бы я попыталась.

Я потрясена, чувствуя, как влага стекает по моему лицу, непрерывный поток слёз. Это ощущение настолько чуждо, что мне требуется мгновение, чтобы понять, что я плачу.

Я, Джемма Саммерс.

Плачу, как маленькая слабенькая девочка, впервые за всё время, сколько я себя помню.

Я вытираю влагу со щёк и иду вперёд, мои руки дрожат, перебирая материалы, которые он оставил мне. Мои тихие слёзы превращаются в громкие всхлипывания, когда я подхожу достаточно близко, чтобы увидеть, аккуратно сложенные у стены, более дюжины чистых холстов разных размеров. Мне понадобятся месяцы, чтобы заполнить их все. Что может означать только…

Он хочет, чтобы я была рядом, в его жизни, долгое время.

Мои слёзы текут быстрее при этой мысли, пока я практически не плачу. Я не плакала, когда мне пришлось бросить художественную школу, потому что у меня кончились деньги. Не плакала, когда подростком упала с проклятого мотоцикла и сломала ногу. Я даже не заплакала, когда мама рассказала мне истинную историю моего происхождения.

Но того, что Чейз сделал для меня, достаточно, чтобы превратить меня в слезливое месиво.

Мольберт был установлен в самом солнечном месте в офисе, с самым красивым видом, прямо напротив стола Чейза. На самом деле, теперь он полностью блокирует его собственный вид на окна. Сидя за своим столом и глядя в окно, он не увидит городской пейзаж. Всё, что он увидит, это меня, и как я рисую.

Ох.

Мне трудно сделать полный вдох, когда мой взгляд перемещается с его стола на мой мольберт. Это должно быть странно — беспорядочное искусство и практический бизнес — делят одно и то же пространство, но каким-то образом они гармонируют. Мольберт отделан тёплым красным деревом, идеально сочетающимся с остальной частью офиса, как будто был разработан для этого. Предназначен для того, чтобы остаться тут.

Моё дыхание полностью останавливается при этой мысли, и я решаю, что будет неплохо сначала выпить немного кофе, прежде чем я потеряю сознание от недостатка кислорода. И, возможно, стоит найти какую-нибудь салфетку, прежде чем я превращусь в живую, дышащую лужу эмоций.

Повернувшись спиной к офису, я в оцепенении нахожу дорогу на кухню и включаю кофеварку, делая всё, что в моих силах, чтобы не думать о прекрасном мольберте или его месте в этом прекрасном офисе, и особенно о прекрасном мужчине, который поставил его туда.

* * *

Поднося чашку кофе ко рту одной рукой, другой я роюсь на дне сумочки и морщусь, когда мои пальцы натыкаются на обертки от жевательной резинки и наполовину высохшие ручки. Я только сделала глоток, когда, наконец, почувствовала гладкий пластик своего чехла для телефона. Вытащив телефон из глубины, я нажимаю кнопку, чтобы включить его, и чуть не выплевываю полный рот кофе на барную стойку.

У меня семнадцать пропущенных звонков и голосовых сообщений.

Семнадцать!

Четырнадцать из них от Крисси. Два — от Шелби. Последнее — от моего домовладельца.

Я не утруждаю себя их прослушиванием. Я просто прокручиваю до имени Крисси и нажимаю кнопку повторного набора. Он едва зазвонил, прежде чем звонок соединился, и её голос затрещал на линии.

— Ты в полной заднице, Джемма Саммерс!

— Что я сделала на этот раз?

— Если бы ты потрудилась прослушать миллион голосовых сообщений, которые я тебе оставила…

— Что заняло бы несколько лет, — замечаю я.

— … ты бы знала, что я видела фотографии тебя и Чейза возле твоей квартиры прошлой ночью. Ты вернулась в город!

— Да, — я вздыхаю. — Моя мать, предательница, позвонила ему из Роки-Нек. Он приехал и забрал меня пораньше.

Она возмущенно фыркает.

— И ты даже не потрудилась сказать мне?

— Было уже поздно. Я не хотела тебя будить, — уклоняюсь я, избегая ссоры