Реакция на этот документ среди казачества была в целом восторженной. Особенно обрадовались те казаки-беженцы, которые отступали вместе с германской армией с территории Дона, Кубани и Терека, ведь им были обещаны новые земли для «построения казачьей жизни». Однако встречались и довольно комичные оценки этого исторического документа: «Наши предки, — пишет в конце 1943 года неизвестный казак-националист в гневном послании к руководителю КНОД Василию Глазкову, — гордились именем казак, а нам приходится быть довольными, что нас поставят во фронт после грузин, армян, туркестанцев и татар, какая мерзость!.. Неужели мы этого заслуживаем? И даже довольны этим. Если б наши предки стали из своих гробов, то взяли бы хворостину, да колом таких казаков, которые не смогли поставить имя казак на должное место, а унизили его даже после татар и армян… Я не знаю, что Вы там думаете и потом говорите, что нужно быть довольными и гордиться именем казака. Мы в таком случае не можем быть потомками наших предков!»[310]

Вскоре казаки получили то, что было обещано им в декларации. Как уже было сказано, к этому времени основная масса казаков-беженцев с территории Дона, Кубани и Терека была разделена на две части. Одни находились в расположении 1-й казачьей кавалерийской дивизии, а другие — в так называемом Казачьем Стане полковника С.В. Павлова. Осенью 1943 года казакам из Казачьего Стана были предоставлены обширные территории на Западной Украине, в окрестностях села Валино и городка Каменец-Подольского. Только казаки обустроились и начали понемногу обживаться, как поступил новый приказ немецкого командования, и весной и в начале лета 1944 года Казачий Стан был вынужден передислоцироваться в Белоруссию, где казакам предоставили 180 тысяч гектаров земли в районе городов Барановичи, Слоним, Новогрудок, Ельня и Столицы. Этот район считался настоящим «партизанским раем», и здесь уже действовало несколько добровольческих частей из бывших советских граждан: казачий дивизион под командованием сотника Холодного, белорусский отряд Рагули и бригада Каминского (Русская освободительная народная армия — РОНА).

Штаб формирования казачьих полков расположился в городе Новогрудок. Все казачьи беженцы были сгруппированы по отдельным Казачьим войскам (Донское, Кубанское и Терское), а внутри их уже делились по округам и отделам. Были назначены окружные атаманы, то есть, по сути, воспроизведена структура казачьих поселений на Дону, Кубани и Тереке.

Понемногу жизнь казаков в Белоруссии начала входить в привычное русло. Были открыты церкви и даже казачья епархия, мастерские, типографии, издавалась своя газета, функционировали школы, в том числе начальные. Казачьи строевые части прикрывали казачьи поселения от партизан. Вот небольшой отчет о жизни казачьих станиц в Белоруссии: «Во II-м казачьем полку организована станица Крюковская… Станичное правление, во главе с атаманом Игнатовым, первым делом взялось за ремонт церкви и организацию службы в ней… Созданы также кузнечная, сапожная и пошивочная мастерские. Приводятся в порядок улицы, дворы и квартиры. Открыты бани и прачечные. Для казаков выделена земля… под руководством агронома станичного правления казаки приступили к полевым работам на своих участках… Казачье духовенство по прибытии на место нового поселения временно открыло три молитвенных дома… В селе К. открыта казачья амбулатория… В селе, где расположена третья донская сотня, по инициативе сотника Обухова организованы мастерские для обслуживания казаков-поселенцев и местных жителей… В Донской и Кубанской станицах состоялись собрания старейших казаков, на которых обсуждались кандидаты на должность станичных атаманов. На должность станичного атамана выдвинуты: в первой Донской станице казак войска Донского, Семикаракоровской станицы сотник М.К. Мартынов, в первой Кубанской станице казак Кубанской области полковник И.М. Будаков… В районе нового казачьего поселения 1 мая состоялся первый съезд духовенства и церковных старост казачьих церквей»[311].

На некоторое время жизнь настолько успокоилась, что в конце мая 1944 года казаков посетил один из самых уважаемых казаков-эмигрантов — В.Г. Науменко. Немецкое командование тоже было довольно, ведь партизаны теперь переключились на казаков. В конце концов между казаками и руководителем СС в Белоруссии группенфюрером фон Готтбергом было даже заключено специальное соглашение, согласно которому «казаки-поселенцы составляются в войска из имеющихся военнослужащих на том же основании, как и остальные союзники Германии. Казаки находятся под собственным командованием и воюют, соблюдая свои прежние традиции. Вооружение, обмундирование и снаряжение казаков, а также их питание и обеспечение проходят по тем же правилам, что и для германской полиции, причем не делается разницы между теми казаками, которые воюют в боевых соединениях, и теми, которые остаются на одиночной службе для защиты деревень. В отношении обеспечения членов казачьих семей, а также общей опеки, действуют те же постановления, что и для членов семей германской полиции»[312].

17 июня во время одной из операций погиб атаман С.В. Павлов, и на его место приказом П.Н. Краснова был назначен Тимофей Иванович Доманов, по этому случаю произведенный в полковники. Личность Тимофея Доманова также до сих пор вызывает много споров среди исследователей. Кто-то считает его серенькой, ничего не представляющей собой личностью, получившей известность только в результате счастливого стечения обстоятельств, кто-то называет казачьим героем, положившим жизнь на алтарь победы казачества над большевизмом. Сам же он на послевоенных допросах недвусмысленно заявлял, что «был секретным сотрудником НКВД и перед уходом Красной Армии из города получил задание от заместителя начальника горотдела НКВД — остаться в тылу немецких войск, выявлять предателей и уничтожать наиболее видных оккупантов». На том же допросе он показал, что еще в 1937 году сдал органам НКВД своего брата, который «выпивал со странными людьми и вел с ними антисоветские беседы»[313]. Как бы то ни было, но именно Доманов в дальнейшем исполнял, и довольно успешно, роль Походного атамана. Наиболее точно охарактеризовал его место в трагической истории казачества во Второй мировой войне внук генерала П.Н. Краснова Николай Краснов, который был единственным из этой прославленной казачьей семьи, кто смог пройти послевоенный ГУЛАГ и выжить: «В Москве, в тюрьме, где мои встречи с людьми были случайными и короткими, до меня доходили о Доманове очень нехорошие слухи. Повторять их не буду, ибо неуверен в их точности. Во всяком случае, Доманов был казнен в тот же день, когда мученической смертью пали и белые генералы»[314].