Сам Анатолий Викторович Гудим-Левкович был барин, но довольно недалекий. Так как свое состояние он порастратил, то за хорошее жалованье пошел служить членом правления в акционерное общество. В молодости он вел, по-видимому, бурный образ жизни, но после женитьбы на прелестной Варваре Петровне Половцовой остепенился и соблюдал в своей группе строгость нравов, чистоту риз и наблюдал, чтобы в их среду не попадали демократические элементы. Самого Анатолия Викторовича не особенно любили, но его прелестная жена привлекала в свой дом все лучшее общество, и бывать у них было действительно приятно. Собирались у них часто, и вечера у них в доме были интересны.

Другой центральной гостиной в Липках был дом княгини Наталии Григорьевны Яшвиль. Помимо бывавших у Варвары Петровны Гудим-Левкович, собирались здесь и представители художественного мира. Хозяйка дома, Н.Г. Яшвиль, женщина образованная и очень талантливая, умела собирать у себя все интересное, что бывало в Киеве, и вечера у нее были очень интересны. Некоторые считали, что она не всегда бывает искренна; впрочем, если это и было так, то это ее качество мало кто замечал; большинство считало ее чуть ли не святой по строгости жизни и вполне искренней. Но один из моих знакомых, говоря как-то про Н.Г. Яшвиль, сказал: «На людях она строга и совсем святоша, но я уверен, что, оставаясь одна, она может проканканировать». Может быть, это несколько и грубое определение ее сути, но возможно, что он был недалеко от истины.

Затем были интересные гостиные у Юлии Николаевны Гудим-Левкович, у ее дочери, Наталии Михайловны Давыдовой, у Мацневых, у Глинко. Мы, молодежь, любили собираться у Крутиковых (мать и сестра Ольги Сильвестровны Драгомировой) и у В.М. и Ольги Сильвестровны Драгомировых (жены Владимира Михайловича Драгомирова).

На вечерах у Софьи Абрамовны и Михаила Ивановича Драгомирова объединялись как военное, так и гражданское общество. Торжественные рауты и вечера у генерал-губернатора и командующего войсками Михаила Ивановича были всегда блестящи и удачны благодаря исключительным способностям Софьи Абрамовны их устраивать и угощать так, что долго после них шли разговоры о драгомировских ужинах и открытых буфетах.

Изредка устраивались нудные и скучные приемы у губернского предводителя дворянства Киевской губернии князя Репнина и у киевских губернаторов. На этих вечерах не чувствовалось умелых хозяек.

Киевское общество вообще любило повеселиться. Было много богатых людей, было много красивых и веселящихся дам. Естественно, что было несколько кутящих и веселящихся кружков, центрами которых были Моравские (председатель военно-окружного суда134), Миклашевские (он, кажется, был уездный предводитель дворянства), Толи (крупный домовладелец и помещик), молодые Репнины (муж – сын предводителя дворянства Киевской губернии), Рапопорт (муж, еврей, богатый присяжный поверенный, а жена из хорошей русской семьи) и ряд других.

К этим веселящимся кружкам, по составу своему крайне разнообразным, примыкала молодежь, хотевшая повеселиться и поухаживать. Кутежи иногда приобретали очень бурный характер и затягивались на несколько дней, когда публика после ужина где-либо каталась на тройках, затем ехала к кому-либо в дом кончать ночь танцами; на другой день прогулка на пароходе, кутеж на Трухановом острове и опять в город к кому-нибудь на ужин или в ресторан. И я прошел этот водоворот в 1898 и 1899 годах.

Было в Киеве еще довольно большое польское общество, состоявшее большей частью из помещиков, съезжавшихся в Киев на «контракты» (в прежнее время киевские «контракты» были большой ярмаркой Юго-Западного края, на которую съезжались помещики для закупок и заключения различных сделок; в мое время ярмарка уже утратила в значительной степени свое значение, хотя ежегодно и устраивалась (март и апрель), но помещики все же в Киев съезжались для устройства своих денежных дел и заключения различных сделок, а также на устраиваемые в этот период балы в польских кружках). Я это общество почти не знал. Некоторых из крупных помещиков встречал только у командира IX корпуса Любовицкого, поляка, к которому польское общество относилось с большим уважением.

Было в Киеве и большое еврейское общество. Из него некоторые более видные представители, как, например, сахарозаводчики Бродские, бывали и в других кружках.

Необходимо отметить еще киевские профессорские круги. Из киевских профессоров более яркими фигурами были князь Евгений Николаевич Трубецкой135 и профессор истории Афанасьев (он же был директором отделения Государственного банка).

Семья князя Трубецкого была близка и с аристократическими Липками и являлась центром более либеральных кругов (профессорские круги и чины судебного ведомства). Сам Е.Н. Трубецкой принадлежал в тот период к партии конституционно-демократической (ка-дэ), в просторечии «кадетской». Он являлся в Киеве как бы лидером этой партии, но, по своей высокой порядочности и честности, никогда не шел по пути «подкопа» под основы государственного строя России (как это делали Милюков136, Винавер137 и др.). Князь Трубецкой стремился к «эволюционному», а не «революционному» переходу от самодержавного к монархически-конституционному строю правления в России. Эта «честность и порядочность» привели впоследствии (после первой революции 1905 г.) к тому, что князь Трубецкой резко порвал с партией «ка-дэ», возглавлявшейся Милюковым (которого за ниточку дергал и направлял остававшийся в тени Винавер).

Профессор Афанасьев политической роли, по крайней мере открытой, не играл. Он объединял многих своими крайне интересными и содержательными публичными лекциями. У жандармов (главным образом, у начальника Киевского губернского жандармского управления генерала Новицкого) он был на «примете», но благодаря постоянному заступничеству за него генерала Драгомирова и губернаторов ему не делали крупных неприятностей. Хотя, впрочем, один раз дело дошло до официального расследования по поводу содержания одной из его лекций, и, если бы не показания ряда уважаемых киевских граждан, присутствовавших на лекции, и не заступничество генерала Драгомирова, он был бы, вероятно, арестован и, во всяком случае, лишился бы своего места как управляющий отделения Государственного банка.

Наконец, в Киеве еще было два крупных кружка: это судейский и железнодорожный. Впрочем, они разбивались по своим симпатиям между другими киевскими кружками.

Летом нейтральным местом для встреч представителей разнообразных киевских кружков являлось Купеческое собрание, или, правильней говоря, сад при Купеческом собрании. Само Купеческое собрание, где резались в карты отцы города и представители промышленного мира, никакой роли не играло и представляло из себя довольно невзрачное двухэтажное здание, к которому примыкал сад, притягивавший к себе киевлян в летнее время. Сад был не особенно велик и, по сравнению с находящимся рядом Александровским садом, был довольно мизерен. Но его притягательную силу составляли:

1) Отличный симфонический оркестр, игравший на чистом воздухе. Дирижировал обыкновенно Виноградский. 2) «Грибок» в виде большого балкона, с которого открывался чудный вид на Днепр, на Подол (нижняя часть города), на Труханов остров и на Заднепровье. Весной, во время разлива Днепра, можно было просиживать там целыми часами, любуясь замечательным видом. 3) Очень хороший и недорогой ресторан, где можно было закончить вечер ужином на веранде.