белые. Ну не видел я вокруг у людей подобных. В кино, у актеров известных, было. Но не у обычных советских граждан. А уж у колхозников, так там вообще все невесело. Щербатые через одного, эмаль желтая от махорки, фиксы железные. Да вы и сами, поди, не раз замечали. Причем, особой разницы между мужчинами и женщинами нет. А тут вдруг прям Любовь Орлова с фарфоровым оскалом!

— Интересно, — протянул майор, сверля Григория задумчивым взглядом. — Очень интересно. Жаль, не проверить уже, настоящие у нее зубки или искусственные. Попортили ей красоту, когда кололи по горячим следам. Уж больно момент подходящий был. А там, сам понимаешь, не до сантиментов.

— Понимаю, — поежился Дивин. — Но, думаю, что они со мной тоже не о красоте ночного леса потолковать желали.

— Вот тут ты прав на все сто! — энергично мотнул головой Карпухин. — Представляешь, у них был недвусмысленный приказ взять именно тебя. Даже фотографии твои при них обнаружили. Что интересно, не газетные, где хрен разберешь от чьей жопы голова, а очень даже качественные. Как бы ни из твоего личного дела. При всех орденах-медалях. Даже последних. И звание указано правильное — «старший лейтенант», а его тебе днями присвоили. Смекаешь? Я уже отправил эти снимки в Москву, чтобы проверили, откуда течет.

— Ни хрена себе! — неприятно удивился летчик. — Выходит, враги даже в штабах окопались?

— Все может быть, — уклонился от прямого ответа Дмитрий Вячеславович. — Не болтай только об этом. Может, враг, а может и обычный дурак. Иногда, правда, не знаешь, кто из них хуже. Ну а немцы — они ребята серьезные. Не секрет, что информацию добывать умеют, — Карпухин тяжело вздохнул. — Доводилось, представь себе, видеть целые альбомы на наших лучших пилотов. С фотографиями, анкетными данными и даже домашними адресами.

— Вот это да! — потрясенно выдохнул экспат. — Не знал. Кстати, товарищ майор, строго между нами, — Григорий немного помялся, но все де решил спросить напрямую. — Понимаю, все подробности этой операции вы мне никогда не расскажете. Но есть в ней один моментик. Вам не кажется, что подставлять меня под фрицевские ножики было не самым правильным решением?

— Обиделся? — понятливо усмехнулся контрразведчик. — Согласен, риск был. Но ты же боевой командир, Кощей, и должен понимать, что на фронте не всегда можно подстелить соломку на все случаи жизни. Бывает, приходится жертвовать чем-то или кем-то. В свое оправдание лишь замечу, что мы постарались контролировать тебя, насколько это представлялось возможным. Да ты и сам, поди, должен помнить — одного из моих ребят ты почуял, когда с немкой с танцев шел. Он за вами крался. Но, видимо, мало я его гонял, выдал-таки себя, стервец. Придется всерьез заняться его воспитанием снова. Кстати, расскажи, на чем мой боец спалился?

— Так я, вроде, тоже не пальцем деланный, — угрюмо бросил Дивин. — В небе головой на все триста шестьдесят градусов вертеть приходится, иначе «худые» вмиг смахнут. Поэтому и на земле невольно все время оглядываешься и прислушиваешься. Но что, если бы ваши помощники не успели?

— Но ведь успели, — отвел глаза Карпухин. — Так чего сейчас вибрировать начал? Или это у тебя отходняк такой? Давай, прекращай мне это неблагодарное дело.

— Ладно, замнем для ясности, — катнул желваки экспат. — Разрешите идти?

— Все-таки обиделся, — с сожалением констатировал Дмитрий Вячеславович. — Жаль. Ну да ладно, иди себе. Только через часик где-то в мой блиндаж зайди, там следователь с тобой протокол оформит. Подпишешь все и гуляй.

— Это который меня пытался виноватым сделать? — резко насторожился Григорий. — Представляю, что он там понапишет. Не удивлюсь, если окажется, что меня эта стерва завербовать успела и я сам к немцам перебежать хотел.

— Не болтай ерунду, — равнодушно отмахнулся майор. — Потолковал я с ним, документики кое-какие предъявил. Разобрались во всем. Так что, претензий у него к тебе нет. К слову, знаешь, откуда ветер дует с обвинениями в твой адрес? — понизил голос контрразведчик. — Только учти, чтоб могила! Чтоб никому!

— Век воли не видать, — не удержался от подначки экспат.

— Паяц! — неодобрительно покачал головой контрразведчик. — Прокурор мне донос на тебя показал по большому секрету. И, сдается, что почерк я признал. Комэска твоего бывшего рука.

— Карманова?! — нехорошо ощерился Дивин. — Вот же сука! Он ведь исчез давно. Я решил, что опять где-то при штабе в теплом месте обретается. И думать про нас давно забыл.

— Выходит, памятливый оказался, — развел руками Карпухин. — И обиду на тебя затаил нешуточную.

— Погодите-ка, — уставился на него с подозрением Григорий. — А с немцами этими, уж не нарочно ли вы меня так бросили? Может, проверяли?

— Забудь лучше обо всем, что было, Кощей, — мягко посоветовал Дмитрий Вячеславович. — А то уже паранойей попахивает. Так и до «желтого дома» докатишься.

— Если вам кажется, что за вами следят, то это не значит, что у вас паранойя, — невесело пошутил Дивин.

— Умный какой, аж жуть! — засмеялся контрразведчик. — Фрица с ноктолопией поэтому выкупил?

— Что? А, да, он ведь поначалу дурачка деревенского разыгрывать начал, даже говор волжский имитировал, а потом вдруг в разговоре продемонстрировал, что прекрасно знает, как на латыни умение видеть в темноте называется, — пояснил экспат. — Я-то сам случайно про это в энциклопедии вычитал, когда мы в Куйбышеве загорали. А здесь детинушка с мордой, не обремененной интеллектом эрудицией блещет.

— Понятно, — ухмыльнулся Карпухин. И, как бы, между прочим, поинтересовался. — Ты поэтому ему шею сломал?

— Случайность, — твердо ответил Григорий. — Врезался в него просто, когда убегал, и упали неудачно.

— Ага, — ехидно улыбнулся майор. — Охотно верю. Смотри, еще в кого-нибудь не врежься. Кстати, там Остапова вернулась. Командировка у нее вдруг закончилась.

— Что?! Таисию вы нарочно из полка убрали? — ошалел Дивин. — А я-то все гадал, на хрена начпрод ее с собой повез.

— А как бы еще тебя на танцы заманили? — покровительственно улыбнулся контрразведчик. — Ты ж у нас парень верный, налево не ходишь.

— Ну вы и…

— Не без этого,