Правда ли, что супруги Монтели так больше и не увидели свою дочь? Хотя семья Мортара и их римские сторонники никогда не оспаривали версию событий, рассказанную в Brevi cenni, выясняется, что в некоторых отношениях церковный рассказ сильно расходился с истиной. К счастью, сохранилась дипломатическая переписка между графом Альфонсом де Реневалем, молодым французским поверенным в делах при Ватикане, и Луи-Адольфом Тьером, председателем совета министров Франции. И из их писем явствует, что все происходило иначе.

Если верить Brevi cenni, в начале июня супруги Монтель высадились во Фьюмичино и там Миетта родила дочь. Через несколько дней они отправились в Рим. Там вечером 17 июня в их дверь постучал полицейский, которого сопровождал отряд карабинеров. Полицейские потребовали от Монтелей отдать им дочь «под предлогом того, что ее крестили, а значит, она больше не может оставаться в руках людей, не исповедующих католическую религию»[221]. Монтель пришел в ужас и принялся твердить, что его дочь никто не мог крестить. Наконец ему удалось убедить полицейских не забирать младенца, не проверив вначале достоверность полученного донесения. Полицейский ушел, но (и здесь сразу же вспоминается визит полицейских в дом семьи Мортара 18 годами позже) оставил на посту двух карабинеров, чтобы супруги не вздумали бежать вместе с дочкой.

Монтель немедленно ринулся во французское посольство, где его принял граф де Реневаль. Граф, встревоженный тем, что услышал, обратился к своему старому другу монсеньору Капаччини, который раньше служил папским нунцием в разных европейских странах, а теперь жил в Риме. Капаччини, которого Реневаль знал как человека уравновешенного и умудренного опытом, занялся этим делом и вскоре доложил графу, что Ватикан пока занимается расследованием предполагаемого крещения. «Если выяснится, что таинство было совершено правильно, — сообщил он французскому дипломату, — то крещеного ребенка нельзя будет оставить у родителей-евреев, поскольку это запрещено каноническим правом»[222].

Узнав об этом, Реневаль написал государственному секретарю, кардиналу Ламбрускини, ходатайствуя за Монтелей. Главный аргумент графа едва ли мог понравиться кардиналу-реакционеру. Реневаль писал, что в глазах французского правительства все граждане равны перед законом, независимо от их вероисповедания. Следовательно, он видит в Монтеле исключительно «французского гражданина, чьи священнейшие права в настоящий момент ущемляются».

В своем ответе кардинал выразил сожаление в связи с неудовольствием графа и сообщил, что уже обсуждал это дело лично с папой. Он заверил графа, что будет непременно проведено тщательное расследование всех обстоятельств и если женщина, крестившая младенца, не приведет убедительных причин, оправдывающих ее поступок, то ее ждет арест и наказание. Кроме того, ей учинят допрос, чтобы выяснить, как именно она совершила обряд. Запись допроса отошлют в Священную канцелярию, которая и вынесет решение о том, можно ли считать крещение действительным. Если Священная канцелярия сочтет, что обряд был выполнен неправильно, то ребенок сможет остаться с родителями. Если же будет установлено, что женщина совершила обряд крещения по всем правилам, писал кардинал, то «до достижения разумного возраста девочку будут воспитывать в Риме, вдали от родителей»[223].

Реневаль написал в своем донесении, отправленном министру Тьеру в Париж, что изо всех сил пытался убедить кардинала переменить свое мнение, но тот не дрогнул. Тем временем Монтель успел проконсультироваться с главным раввином в Риме, однако и тот ничем не смог его утешить. Положение выглядело мрачным, и французский дипломат обратился за инструкциями в Париж.

8 июля министр прислал ответ: «Поступок Ватикана в отношении месье Монтеля нарушает принципы международного права в той же мере, что и принципы свободы совести». Папа (говорилось далее в письме) попирает «нерушимые законы природы и равенства людей, священные права человека и отцовские права… Строго говоря, месье Монтель является в наших глазах не евреем, а французским гражданином, и Папское государство обязано обращаться с ним точно так же, как и с любым другим из его сограждан». Следовательно, заключал министр, Франция никак не может принять обоснование, представленное государственным секретарем. Реневаль получил распоряжение немедленно принять необходимые меры, чтобы супругов Монтелей и их дочь отправили прямо во Францию, а также направить письмо папскому правительству с требованием позволить младенцу вернуться на родину[224].

17 июля граф де Реневаль снова написал министру Тьеру. Он сообщал, что Священная канцелярия все-таки признала крещение дочери Монтеля действительным. Все его ходатайства были отвергнуты, и граф уже начал отчаиваться, не видя никаких способов убедить Святейший престол переменить свое решение. Однако, сообщал он далее, удвоив старания и заручившись существенной поддержкой просвещенного монсеньора Капаччини, он все-таки заставил государственного секретаря осознать, какой огромный политический ущерб нанесет захват Ватиканом французского младенца, и в итоге удалось найти выход из тупика.

«Его преосвященство государственный секретарь известил меня о том, что его святейшество не может погрешить против совести и отдать девочку, ставшую христианкой, родителям-иудеям». Однако папа хорошо понимал, сколь сильные чувства испытывают по этому поводу французы. «Желая предоставить правительству короля доказательство своего доверия», докладывал граф, папа «передаст ребенка в мое распоряжение, если я поклянусь, что девочку воспитают в католической вере, тем самым исполнив долг совести». Реневаль сообщал французскому министру, что, поскольку такое решение позволит ему отправить девочку и ее родителей, куда он пожелает, он принял предложение кардинала.

То, что Святейший престол прекрасно сознавал, что́ дальше будет с девочкой, если ей разрешат вернуться во Францию, графу было очевидно, и он писал, что уже много раз говорил представителям Ватикана, что «правительство короля не вправе заставлять кого-либо из французских граждан воспитывать ребенка в чужой для него вере». Данная им клятва просто позволяла церкви соблюсти формальности, так как «Святейший престол явно искал способ оградить свою совесть хотя бы словесными формулами. Поэтому я согласился поступить так, как мне предлагали».

Реневалю пришлось действовать, не дожидаясь ответа министра. Получив 18 июля письмо от кардинала Ламбрускини, где излагались выдвинутые церковью условия соглашения, молодой граф 21 июля отослал ответ, составленный в крайне продуманных выражениях: «У меня нет сомнений в том, что правительство короля позаботится о том, чтобы так все и было, и я убежден, что оно использует все возможные средства для достижения таковой цели. Смею надеяться, что в результате вы вскоре приступите к исполнению тех примирительных намерений, которые уже высказали мне и в которых правительство короля, несомненно, усмотрит новое свидетельство чувств его святейшества»[225].