Пока Реджина оставалась во дворце, ее свидетельство, как и показания ее предполагаемой крестительницы, отослали в Рим, в Священную канцелярию инквизиции. С точки зрения архиепископа, дело было довольно сомнительным, потому что сразу вставали два вопроса. Во-первых, соблюла ли шестилетняя Франческа обряд крещения надлежащим образом? Церковь не допускала отклонений от одобренной формы церемонии. Во-вторых, были ли у нее надлежащие намерения? И вообще, можно ли всерьез говорить о каких-либо намерениях в случае шестилетнего ребенка?

Имелся внушительный корпус церковных трудов, где рубежом, по дстижении которого ребенок может считаться разумным, называлось семилетие. Однако свидетельства, собранные архиепископом, заставили его задуматься: не слишком ли произволен такой критерий? Все-таки в ту пору, когда произошло крещение, Франческа уже приближалась к семилетию, а судя по рассказам очевидцев, она была тогда очень смышленой и проворной девочкой. Кроме того, общеизвестно, что девочки обычно серьезнее и послушнее мальчиков. Они более склонны к добродетели, и у них раньше развивается способность думать и выносить суждения. Не потому ли и церковь, и гражданское право позволяют девушкам выходить замуж уже в 12 лет, тогда как для мальчиков нижний возрастной порог начинается только с 14 лет? Иными словами, если установлено, что мальчики обретают способность разумно мыслить к семи годам, то так ли невероятно, что девочка может достичь того же уровня рассудительности на несколько месяцев раньше? А кроме того, раз в данном случае разумность рассматривается прежде всего как способность совершить обряд крещения с надлежащими намерениями, то разве показания Франчески не свидетельствовали достаточно ясно о том, что ее намерения полностью совпадали с присущими церкви? Ведь она хотела, чтобы ее подружка-еврейка спаслась, став христианкой, и тогда ее душа тоже сподобилась бы вечного благословения Божьего.

6 декабря 1785 года в Риме дело было рассмотрено на заседании Священной канцелярии. Веских оснований для того, чтобы признать крещение Реджины не имевшим места, не нашлось. Если же она была крещена и вернется к иудейским обычаям, то тем самым она совершит вероотступничество, что является опасной формой ереси, влекущей за собой страшные последствия.

Кардиналы постановили: свидетельство неубедительно. Они не были готовы признать, что шестилетний ребенок неспособен совершить крещение, которое будет считаться действительным. С другой стороны, оставались некоторые сомнения в том, выполнила ли девочка обряд как должно, точно по форме. Следовательно, синьоре Бьянкини позволялось вернуться домой[218].

Дело Бьянкини упоминалось в адресованном папе документе Мортары, так как оно ясно показывало: не всегда следует верить заявлениям о крещении еврейских детей, если речь идет о давнем событии. Ватикан же в своем ответе возражал, что в данном случае факты искажены: решение по делу Бьянкини попросту основывалось на том, что в этом конкретном случае имелись большие сомнения в точности рассказа предполагаемой крестительницы. В Brevi cenni сообщалось, что в архивах Священной канцелярии обнаружились сведения, о которых евреи явно ничего не знали: незадолго до того, как Франческа Ванделли рассказала о том событии, у нее случилось умопомешательство, причем одним из его симптомов являлись частые галлюцинации. Если бы женщина находилась в здравом уме и ее рассказ можно было бы счесть достоверным, тогда церковь вынесла бы совсем иное решение[219].

Однако самая важная история из всех, что приводились в качестве прецедентов в документе Мортары, произошла с семьей из Франции, которая оказалась неподалеку от Рима, когда у них родилась дочь. Дело Монтелей использовалось как пример, доказывавший, что возвращение крещеных детей родителям-евреям отнюдь не противоречит церковному праву. Этот случай выглядел в глазах евреев особенно веским не только потому, что все произошло относительно недавно, но еще и потому, что решение по данному делу выносил непосредственный предшественник Пия IX, Григорий XVI — папа, известный своей религиозной ортодоксальностью и не замеченный в особой симпатии к евреям.

Однако, если верить Brevi cenni, евреи и дело Монтелей истолковали совсем неправильно. Ватикан совершенно иначе рассказывал эту историю, в которую оказались замешаны еврейский младенец, горничная, решившая сунуть нос в чужие дела, французский граф, государственный секретарь и сам папа римский.

В июне 1840 года супруги-евреи из Нима, Даниэль Монтель и его жена Миетта Кремьё, высадились в гавани Фьюмичино. Как только они сошли с корабля, Миетта ощутила первые схватки. Это стало неприятным сюрпризом, потому что женщина рассчитывала, что ребенок родится не раньше, чем они доедут до Мальты, которая и являлась конечным пунктом их поездки. Супруги поселились в гостинице, нашли повитуху, и вскоре Миетта родила дочь. Горничная гостиницы, испугавшись, что младенец умрет (так, во всяком случае, рассказывала она сама, потому что иных свидетелей, которые подтвердили бы правдивость ее слов, не нашлось), вошла в комнату и, пока никто не видел, крестила девочку. Не зная о случившемся, супруги Монтель решили пока не плыть дальше (что оказалось роковой ошибкой) и вместе с дочерью поехали в Рим. Вскоре о крещении стало известно фьюмичинскому священнику, и тот дал ход церковному следствию. «Был отдан приказ установить наблюдение за родителями крещеной девочки». Как пояснялось в Brevi cenni, это делалось «ради личной безопасности девочки»: мало ли что взбредет на ум обезумевшим родителям, когда они обо всем узнают? Они могут не пощадить родную дочь. 1 июля Священная канцелярия огласила решение: совершенное крещение имеет силу. Был отдан приказ схватить девочку и доставить ее в римский Дом катехуменов.

К тому времени французская пара уже обратилась за помощью во французское посольство в Риме, заявляя, что римские чиновники не имеют права отбирать у них ребенка, поскольку они сами являются французскими гражданами. Представитель Франции при Святейшем престоле, граф де Реневаль, «усердно отстаивал такую точку зрения в споре с папой Григорием XVI, однако ничего не добился для родителей-евреев, потому что папа не мог поступиться своим священным долгом». Ведь у папы имелись обязательства более высокие: сам Господь повелел ему печься о «вечном благе всякой души, сподобившейся обновления через божественную благодать». Однако французский дипломат «заверил Святейший престол, предъявив официальный указ от имени правительства его королевского величества, в том, что, если девочку Монтель-Кремьё передадут правительству Франции, подданной которой она является, то правительство обязуется воспитать ее в католической вере и клянется перед Богом выполнить данное обещание. Таким образом, в сложившихся особых обстоятельствах его святейшество распорядился передать крещеную девочку названному синьору дипломату, и ее никогда не возвращали родителям-иудеям». Таким образом, если верить Brevi cenni, из истории Монтелей следовало извлечь совсем не тот урок, который извлекли евреи, а скорее противоположный. Это дело служило «очередным доказательством того, что Святейший престол никогда не допускал, чтобы дети евреев, подвергшиеся крещению, оставались в родительской власти»[220].