— Безумие? — удивился Тогмур. — Я думал, война кончилась.

— Боюсь, что настоящая война только начинается, — нахмурился Таринор. — Гражданская война. И в ней отличить союзников от врагов будет очень непросто.

* * *

Беата Леврайд, несомненно, шла на риск, когда помогала архимагу в его амбициозных планах, и, разумеется, она это понимала. Но не меньшим риском с её стороны было выкрасть тело своего наставника из крепости Пепельный зуб.

Архимаг должен был поддерживать с ней связь через портальную арку, сложенную в башне при помощи мёртвых слуг, но после того, как Вингевельд сказал ей, что во дворе крепости незваные гости, он ушёл и больше не появлялся. Девушка стала волноваться и, в конце концов, хладнокровие изменило ей. Беата знала, что портал в крепость был односторонним, но, не выдержав напряжения, она прошла через него, спустилась по лестнице и обнаружила то, что наполнило её душу леденящим ужасом.

На ступенях лежал скорчившийся почерневший обезображенный до неузнаваемости, у которого не осталось ни одежды, ни волос, ни глаз. Она до последнего отказывалась признавать в нём архимага, но серебряный амулет с аквамарином, что вплавился в грудь, не оставил сомнений. Вингевельд обещал никогда не расставаться с её подарком, и обещание он сдержал.

Не помня себя от горя и ужаса, утирая слёзы дрожащими руками, она затащила тело в башню. Беата решила воспользоваться порталом и переправить себя вместе с телом обратно в Академию. Она применила все свои знания и все силы, чтобы через портал можно было попасть обратно. После этого каменная арка должна была рассыпаться, но возвращаться в Пепельный зуб, это ужасное место, где погиб её учитель, ей было ни к чему. Она тайно вывезла тело архимага из Академии и отправилась с ним на север острова Морант, в густой и непроглядный академический заповедник.

Девушка обладала достаточной силой и знаниями, чтобы совершить то, что хотела. Единственный раз в жизни она решила ослушаться своего учителя. Вингевельд видел, как её восхищает искусство некромантии и однажды сказал ей:

— Девочка моя, если случится так, что мне не удастся завершить задуманное, если я потерплю неудачу, то даже не пытайся вернуть меня к жизни. Я запрещаю тебе.

К сожалению, именно это Беата Леврайд и собиралась сделать теперь.

Ей хорошо было известно главное правило некромантии: за жизнь платят жизнью. Поднимая и поддерживая мёртвых, некромант или теряет собственную жизненную силу, или берёт её у других. Беата же собиралась вернуть Вингевельду саму душу и исцелить тело, чтобы тот всё же смог претворить в жизнь свой план. Смог спасти мир от богов.

Она наскоро подготовила алтарь на подходящем плоском камне, освежила память о ритуале вырванной страницей книги из числа тех, что были запрещены к изучению. Она взяла её в личном архиве Вингевельда, но была уверена, что учитель будет лишь благодарен. И, наконец, осторожно достала острый, как бритва, нож из чёрного металла, выкованный в далёкой стране на востоке давным-давно. Жрецы, что правили в те годы давно забытым ныне народом, стремились обрести бессмертие, но их ритуалы были несовершенны, а магическая сила ничтожной. Вингевельд стремился покончить с «тиранией крови», но именно кровь сейчас должна спасти его тело и душу. Кровь волшебницы.

Дрожащими губами Беата прочитала заклинание на давно забытом языке, чьи звуки ныне помнит лишь ветер над занесёнными песком руинами древних городов. Девушка ярко ощутила биение жизни, каждый поток животворящей силы, пронизывающей её тело.

— Я делаю это ради вас, мой возлюбленный учитель, — прошептала она.

Девушка задержала дыхание и одним резким движением глубоко погрузила ритуальный нож себе в грудь. Резкая душащая боль пронзила, казалось, саму душу и парализовала тело. Рукоять раскалилась докрасна, из неё вырвались разноцветные нити и стали опутывать тело архимага. Мучительная агония длилась бесконечно долго и закончилась так же внезапно, как и началась. Клинок рассыпался в пыль, а Беата обнаружила себя на земле с ужасной болью в груди.

Девушка провела ладонью по ране, но крови на пальцах не было. Силы покидали её, но собрав всю оставшуюся волю, она приподнялась на руках и, цепляясь пальцами за край камня, встала на колени. Перед ней лежал архимаг Вингевельд. Невредимый. Совсем такой же, каким она запомнила его при жизни, разве что немного бледнее. Его грудь не вздымалась от дыхания, а серебряный амулет с аквамарином так и остался вплавленным в плоть. Он медленно открыл глаза и повернул голову к девушке.

— Беата… — проговорили его губы. — Ты здесь… Посмертие нас объединило?

— Господин… Вингевельд… — девушка с трудом улыбнулась, превозмогая боль. — Я вернула вас к жизни.

Лицо архимага приобрело выражение ужаса.

— Нет… — Вингевельд закрыл глаза, и по морщинистой щеке пробежала слезинка. — Что ты наделала…

— Вы… должны жить. Должны… завершить дело… — боль в груди сменилась холодом. Жизнь покидала её тело.

Вдруг архимаг резко открыл глаза.

— Ты обрекла этот мир на гибель, девочка. Обрекла все миры, — проговорил Вингевельд чужим голосом, полным холода и ненависти. — Душа этого человека больше ему не принадлежит. Он выполнил свою часть договора.

Бесчувственное хладное тело Беаты Леврайд осталось лежать возле камня. Её угасающий разум так и не осознал, что произошло. Её великая преданность обрекла мир на великие страдания.

Эпилог

— Почему аккантийские правители зовутся провентами?

— Надо полагать, потому что земли тут называются провенциями.

— А почему они так называются?

— А мне почём знать? Вон, этот сейчас придёт, у него и спроси.

В то утро провент города Каледоро, и земли с одноимённым названием, принимал у себя весьма необычных гостей. Один из них — гладко выбритый пожилой человек в свободном светлом костюме с серебряным перстнем-печаткой на пальце, другой — черноволосый эльф в моряцкой одежде и с волосами, собранными в хвост на затылке. Третий на их фоне выглядел оборванцем: долговязый, русоволосый с всклокоченной бородой и единственным целым глазом. Когда он улыбался, было видно, что у него не хватало половины зубов. Все трое занимали плетёные кресла под опаляемой солнцем крышей террасы богатого особняка.

За увитой вьюнком оградой раскинулся прекрасный сад, полный невиданных цветов и фруктовых деревьев. На их ветвях наливались соком рубиново-алые вишни, пузатые груши, душистые яблоки величиной с кулак и многие другие диковинные плоды, чьих названий северные гости даже не знали, а если бы и знали, то вряд ли запомнили.

— Ну чего там? — нетерпеливо ёрзал на стуле бородатый. Крепкий акцент выдавал в нём уроженца островов Миррдаэн. — В этих краях жарко, как у морского чёрта в заднице! Того и гляди, растаю, как кусок сала на сковородке.

— Потерпи, Финн, мы здесь не просто так, а сопровождаем важного человека и нашего друга. Которому мы, между прочим, многим обязаны, — недовольно сказал эльф. — А ты нас позоришь.

— Ох, простите, что старый лоцман портит вашу кристально чистую репутацию, капитан Корваллан! Меня вот больше интересует местный порт, а именно тамошние девки и выпивка. Меня в самую лютую качку так не тошнит, как от здешнего цветочного духа.

— Надо было оставить его на корабле, — простонал эльф со вздохом. — И зачем мы только взяли тебя с собой.

— Затем, что только такой морской бродяга, как я, может отпугнуть охочих до наживы портовых голодранцев от ваших холёных шкурок, — самодовольно заявил Финн. — К тому же, тут есть, на что поглядеть. Городишко, что надо. Видать, правду про Акканту говорят, будто бы местные в нужнике шелками подтираются. Кстати, я бы это прямо сейчас и проверил. Солонинка-то была с душком…

Послышались шаги, и вскоре на террасе появился невысокий смуглый человек с чёрными курчавыми волосами, облачённый в вышитую золотом свободную мантию с красным поясом. Он утёр лоб платком и, широко улыбнувшись, заговорил.

— Добрый день, достопочтенные сеньоры. Прошу простить моё опоздание, но я ожидал вас позже. Сейчас принесут вино и виноград, чтобы мы могли начать разговор. День выдался на редкость жарким, и вести переговоры иначе мне не представляется возможным.

Вместе с подносом слуги принесли золотое кресло, в которое смуглокожий человек тут же погрузился с удовлетворённым видом.

— Итак, что привело вас в Каледоро, сеньор Хельдерик? — спросил он, сложив вместе пальцы.

— Не стану делать тайны из цели нашего визита, сеньор провент, —