Мы проплыли остаток пути до корабля, и в поле зрения появился герб Сейнта. Краска, изображающая белый треугольный парус, почти полностью стерлась, однако разбивающаяся волна по-прежнему скользила по дереву той же насыщенной, яркой синевой, которую имело его пальто. Я провела ладонью по гербу, когда мы проплывали мимо, и когда мы добрались до палубы, моя кожа похолодела.

Покрытый водорослями уцелевший штурвал маячил впереди, словно призрак. Я почти видела своего отца, стоящего за ним, и то, как его огромные ладони покоились на спицах. Сломанная мачта возвышалась над головой, солнечный свет мерцал на поверхности вдалеке, и там же покачивалась тень «Мэриголд».

Я заработала ногами, подплывая к ступенькам, ведущим под палубу. Деревянная балка, которая раньше была над проходом, теперь валялась на палубе. Мы нырнули в темноту, минуя двери, которые тянулись вдоль длинного коридора, и устремились к той, что находилась в самом конце.

Вода затуманилась илом, когда мы добрались до двери. Я попробовала открыть ее, но дверь была плотно прижата к раме из-за того, что древесина разбухла в воде. Уэст прислонился спиной к стене коридора и стал пинать дверь ногами, пока она не поддалась и не распахнулась.

Лучи солнечного света каскадом лились через грузовой отсек, освещая изумрудным сиянием груды опрокинутых ящиков и перевернутых бочек. Я проплыла над ними, направляясь в дальний угол. Шкафчики, привинченные к стене, так и остались на месте. Я слышала зов драгоценных камней, которые пели в гармонии, будто хор из тысячи голосов. Звук обволакивал меня, подобно воздушному вихрю.

Я смахнула песок, пока не увидела на черном просмоленном дереве герб моего отца, инкрустированный жемчугом. Я достала самую маленькую отмычку из заднего кармашка пояса и в тусклом свете нащупала замочную скважину. Мне потребовалось всего несколько попыток, и механизм щелкнул. Я просунула пальцы под дверцу и посмотрела на Уэста, прежде чем открыла ее.

Внезапно мне захотелось заговорить. Мне хотелось что-нибудь сказать. Что угодно. Здесь внизу, на глубине, было тихо. «Мэриголд» осталась наверху. Здесь не было ни Сейнта, ни Золы, ни Джевала. Никаких секретов, лжи или полуправды.

Здесь, внизу, мы были всего лишь двумя смертными в подводном мире.

И это был единственный мир, в котором я чувствовала себя на своем месте.

Взгляд Уэста встретился с моим, и я медленно моргнула, надеясь, что запомню этот момент навсегда в мельчайших подробностях. Запомню то, как его выгоревшие на солнце волосы развеваются в зеленом свете и полной тишине моря. Я одарила Уэста улыбкой, прежде чем снова обратить свое внимание на шкафчик и со крипом начать тянуть на себя дверцу. Однако рука Уэста прижалась к ней, удерживая шкафчик закрытым.

Мозолистые пальцы скользнули по дереву, прежде чем медленно сжались на моей руке, вытаскивая ее из щели. Я замерла, и мое сердце стало биться быстрее, сбиваясь с привычного ритма, от ощущения прикосновения, которое двигалось вверх по моей руке и дарило тепло моей коже, подобно солнцу.

Уэст посмотрел на меня, и в его глазах ожили сотни нерассказанных историй. Затем он приблизился, и воздух обжег мне грудь, когда руки Уэста дотронулись до моего лица. Его пальцы скользнули в мои волосы, и он притянул меня к себе. Прежде чем я успела понять, что происходит, его губы коснулись моих.

И я исчезла. Меня как будто стерли.

Каждый день на Джевале, каждая ночь на «Жаворонке» – все это поблекло, и со мной остался только гул глубины. В этом мире не существовало никого, кроме меня и Уэста.

Между нами пробежали пузырьки, когда я открыла рот, чтобы попробовать его тепло, и море затихло. Я снова поцеловала Уэста, вцепившись пальцами в его пояс и пытаясь притянуть его ближе, пытаясь почувствовать его в холодной воде.

Когда я открыла глаза, Уэст смотрел на меня. Каждая крупинка золота в зелени его глаз мерцала, а острые углы его лица смягчались.

Руки Уэста обвились вокруг меня, и я прижалась к нему, уткнувшись носом в его шею. Он прижимал меня к себе так крепко, как будто не хотел позволить мне распасться на части. И он не позволял. Его поцелуй будто бы обрушил какое-то темное ночное небо внутри меня, наполненное звездами, лунами и пылающими кометами. Тьма внутри меня сменилась пылающим огнем солнца, который теперь бежал под моей кожей.

В тот момент на поверхность всплыла глубоко спрятанная правда, которая была похоронена подо всем тем, чему учил меня отец. И эта правда заключалась в том, что я уже не одну тысячу раз желала прикоснуться к Уэсту.

Мы выбрались из Силков незадолго до заката при несильном ветре и ясном небе.

Остер снял водоросли с краев последней корзины и выбросил их за борт, после чего открыл крышку. Внутри были аккуратно сложены маленькие шкатулки.

Я стала заплетать свои мокрые волосы в косу и почувствовала на себе взгляд Уэста, но это длилось лишь мгновение, поскольку затем он скрылся в коридоре. Как только Уэст ушел, я отвернулась к воде, касаясь губ кончиками пальцев и снова почувствовав покалывание на коже.

С тех пор как мы вернулись на корабль, я не осмеливалась даже взглянуть в его сторону, не желая, чтобы воспоминание о нашем поцелуе померкло. Я хотела, чтобы оно как можно дольше жило в моем сознании, я хотела помнить тот момент так же отчетливо, как помнила блестящую в свете свечей рюмку виски моего отца или очертания силуэта моей матери в темноте.

Я хотела запомнить, как он целовал меня на глубине. Навсегда.

Я была готова выполнить свою часть договора, который мы с ним заключили, когда я вступила в команду. Я не собиралась переносить наш момент сюда, в этот мир, где он мог быть раздавлен жестокостью Узкого пролива. Однако я не собиралась забывать этот поцелуй. Никогда.

Остер вложил шкатулки в мои руки, и я последовала за ним вниз по ступенькам, где Уэст стоял в дверях грузового отсека. Он отступил в сторону, прижавшись спиной к стене, чтобы я могла пройти, и посмотрел поверх моей головы, стараясь не касаться меня, когда я заходила внутрь.

Трюм корабля был наполнен светом и гулом драгоценных камней, их отдельные песни сливались воедино, пока не превращались в один глубокий, вибрирующий звук. Хэмиш сидел на полу в центре помещения рядом с Уиллой. Вокруг него были разложены пергаменты, и он делал пометки в своей записной книжке.

Я нашла участок свободного места и поставила шкатулки, после чего открыла одну из них. Свет фонаря упал на десятки крупных блестящих черных жемчужин, которые еще были влажными.

Уилла начала подсчет, и я открыла другую шкатулку. Внутри нее были перемешаны грубые, бесформенные кусочки золота и палладия.

– Это… – у Уиллы отвисла челюсть, когда она достала камень из маленькой коробочки, стоящей рядом с ней, зажала его между двумя пальцами.

– Черный опал, – закончила я, наклоняясь вперед, чтобы рассмотреть камень. Я не видела ни одного опала с тех пор, как была маленькой девочкой.