Более того, у словаков и русинов вопрос о национальной идентичности не был окончательно решен вплоть до начала XX в. Так, многие чешские деятели считали словаков частью единого чехословацкого народа, а словацкий язык — диалектом чешского. В то же время, как и в случае с сербами и хорватами, несомненное этническое родство чехов и словаков сочеталось с их принципиально разным историческим опытом: в отличие от чехов, словаки никогда не знали собственной государственности и долгие века считались лишь славянскими подданными венгерского короля. Влияние мадьярской культуры и традиций на словацкую было значительным; кроме того, немалая часть словаков

1848—1849 гг. Франц Иосиф и его советники склонялись к первому, Нейтралистскому варианту. Результатом стал рост межнациональной напряженности, прежде всего в Венгрии, и болезненный компромисс 1867 года. Так произошел переход ко второму варианту, при котором, управляя империей, Габсбурги опирались в первую очередь на немецкую и немецкоязычную военную и гражданскую бюрократию в австрийской части монархии и на мадьярскую элиту — в венгерской ее части. Таким образом, славянские и румынские подданные императора оказались в ущемленном положении, что привело к новому витку межнациональных конфликтов. Когда на эти конфликты наложилось колоссальное внешнее потрясение, вызванное вступлением Австро-Венгрии в мировую войну, существование империи оказалось под вопросом. Оба варианта национальной политики Габсбургов завели монархию и династию в тупик.

Можно ли было вообще найти способ долговременного мирного сосуществования народов Центральной и Восточной Европы в рамках единого государства? Или же такая задача была заведомо невыполнимой, а значит — габсбургская империя была обречена с того момента, когда ее народы встали на путь национализма? Ответить на этот вопрос мы попробуем позднее. В конце же 40-х гг. Габсбургам было не до стратегических решений: Австрийская империя вступила в полосу потрясений, подобных которым она не знала со времен Ваграма и Шёнбруннского мира. Речь шла о выживании монархии и династии, и для этого, как полагали обитатели Хофбурга, все средства были хороши.

VI. Разрывы и примирения (1848—1867)

НА ГРАНИ ГИБЕЛИ

«Я подчиняюсь силе, высшей, чем даже воля государя», - произнес 75-летний канцлер Меттерних, подавая в отставку 13 марта 1848 г. Вероятно, человек, руководивший внешней и отчасти внутренней политикой Австрии на протяжении почти 40 лет, имел в виду фатальную, предопределенную загадочной волей Господней неизбежность революционных событий. Канцлер так долго старался предотвратить их, но они все-таки начались через пару недель после того, как из Парижа, этого гнезда революций, пришла весть о свержении короля Луи Филиппа и провозглашении Второй республики.

Уже 3 марта громогласный Лайош Кошут выступил перед депутатами венгерского сейма в Пресбурге (Братиславе) и предложил проект конституции, с просьбой о признании которой, скорее напоминавшей требование, сейм обратился к императору Фердинанду. Несколько дней спустя петицию о необходимости законодательного закрепления гражданских свобод послали в Вену и представители сословий Богемии — как чехи, так и немцы. Наконец, 11 марта начались волнения в самой столице, которые достигли пика два дня спустя.

Толпа возбужденных студентов и горожан окружила здание, где заседало земельное собрание Нижней Австрии. Один из ораторов огласил присланные из Венгрии тезисы речи Кошута, которые толпа встретила восторженно. Правительство выслало против митингующих войска, которые открыли огонь — после того, как кто-то бросил камень в эрцгерцога Альбрехта, назначенного командовать венским гарнизоном. Несколько человек было убито. Толпа разбежалась, но ее место заняли многочисленные депутации, направлявшиеся в Хофбург, чтобы подать петиции императору. Главным требованием была отставка Меттерниха, ставшего в глазах революционеров символом ненавистного старого порядка.

Бессилие и беспомощность высшей власти проявились в этот день в полной мере. Час за часом члены императорской семьи и высшие сановники обсуждали ситуацию, но не могли прийти к какому-либо решению. Меттерних тянул время, произносил бесконечные речи, чем вывел из себя своего старого недруга Коловрата. «25 лет заседаю с князем Меттернихом в одном совете, и все это время он говорит и говорит, но так и не удосужился сказать хоть что-то конкретное!» — воскликнул тот. Загнанный в угол, канцлер наконец заявил: он уйдет, но лишь в том случае, если получит прямой приказ императора и его семьи. Около 9 часов вечера Фердинанд I, с испугом

наблюдавший за сварой своих приближенных, наконец произнес: «Я суверен, и я решаю. Скажите народу, что я со всем согласен». За отставку Меттерниха высказались также наследник престола эрцгерцог Франц Карл и юный Франц Иосиф, впервые лично участвовавший в решении дел государственной важности — да еще в столь критический момент.

Вернувшись домой, отставной канцлер приветствовал супругу словами: «Дорогая, мы умерли». На следующий день они спешно покинули столицу империи, бурно праздновавшую уход Меттерниха. Князь добрался до Лондона, откуда с горечью наблюдал за крушением так долго оберегаемых им консервативных устоев.

* * *

Революция набирала силу, прежде всего в городах, где находилась ее социальная база, — Вене, Будапеште, Милане, чуть позже в Праге. В сельской местности, мелких и средних городах настроения обывателей были куда более консервативными — и это в конце концов спасло монархию, поскольку именно провинция стала опорой контрреволюционных сил в последующие бурные месяцы.

15 марта произошел бескровный переворот в Будапеште. Сторонники революции выдвинули программу из 12 пунктов. В этом списке значились обеспечение основных гражданских свобод, ликвидация феодальных повинностей крестьян, замена сословного сейма демократически избранным парламентом, ответственность перед которым должно было отныне нести правительство, ликвидация автономии Трансильвании и Хорватии, создание венгерской армии, самостоятельных военного и финансового ведомств и т. д. Вскоре на основании этих пунктов, которые представляли собой основу нового конституционного устройства Венгрии, было сформировано либеральное правительство во главе с графом Баттяни. Кошут стал министром финансов, но фактически постепенно сконцентрировал в своих руках всю исполнительную власть. Эрцгерцог Стефан, палатин (наместник) Венгрии, настроенный достаточно либерально, не противился переменам. Более того, 11 апреля конституционное устройство Венгрии было признано и одобрено императором Фердинандом. Это был один из ключевых моментов венгерской революции: согласие монарха легитимизировало действия будапештских политиков и впоследствии дало им основания обвинять Вену в нарушении закона.

В самой австрийской столице 25 апреля был опубликован проект конституции, составленной либеральным министром графом Пиллерсдорфом по образцу бельгийской. Она во многом соответствовала политической программе либералов. Однако логика революций неумолима: уступки властей, как правило, приводят лишь к выдвижению революционерами все новых и новых требований, а радикальные группировки постепенно оттесняют умеренных и начинают играть первую скрипку в политическом оркестре. Так случилось и в Вене: начало мая ознаменовалось новыми волнениями, правительство вынуждено было отказаться от проекта Пиллерсдорфа и пообещало созвать Конституционное собрание, на котором будет составлен текст новой конституции. Предполагалось, что депутаты собрания будут выбраны на основе всеобщего избирательного права для мужчин.