Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он встал и сделал несколько шагов, но поскользнулся и упал. Причем так неудачно, что ударился головой об самый большой из шкафов, стоявший рядом с пультом. Раздался хруст, и дверца шкафа, сделанная из темного стекла, приоткрылась. В лицо аспиранта повеяло нагретым воздухом, пропитанным запахами пластика и озона. Внутренности шкафа озарял тусклый свет нескольких диодов, позволявший кое-что разглядеть — трубки и провода, пакеты микросхем и металлические стойки. Ничего интересного. Потирая ушибленный затылок, Дик начал подниматься, как вдруг замер. В глубине шкафа смутно вырисовывались контуры… чего? Сначала он подумал, что это — крупный паук, раскинувший ножки на большой микросхеме. Ножки были явно искусственными, из металла и пластика. Они действительно вонзались в печатную плату, разветвляясь множеством электрических цепей. Десятки проводков и трубок тянулись к массивному брюшку паука. Постой, рисунок на нем казался подозрительно знакомым…
Заморгав, Лайонхарт пригляделся, и тут в его животе повеяло лютой стужей. Сердце пропустило удар, глаза вытаращились почти как у долгопята.
«Профессор Химмелькнакер?!» — вскрикнул Ричард, отшатнувшись.
Приоткрытый шкаф исчез из поля зрения, но жуткое видение все еще висело перед аспирантом. Высокий лоб, обрамленный редкими волосами, бульдожьи щеки и орлиный нос. Хорошо знакомые черты, которыми подсознание наделяло всевозможных монстров, которые регулярно гонялись за Диком во сне. Такое случалось всякий раз после того, как профессор делал ему очередную выволочку, ведь угодить ему нельзя было в принципе, а запасов яда у него хватило бы, чтобы отравить все население Индии.
Вот только почему глаза у Курта закатились, а рот разинулся в беззвучном крике? Да и что Химмелькнакер делал в этом шкафу, куда делось его тело? После катастрофы он подрос так, что даже не влез бы в этакий ящик! Кто и как его туда упаковал? Может, ему нужна помощь?
Дик сделал пару нетвердых шагов к шкафу, и тут ему сделалось настолько жутко, будто он увидел в тенях по углам целую орду демонов, готовых разорвать его в клочья. Цунами страха накрыло аспиранта с головой, и он стремглав вылетел из зала. Остановился он, лишь миновав газон, окружавший пирамиду. Здесь, под лучами заходящего солнца стало немного легче. Но обернуться все равно не хватило сил: Ричарду казалось, что в спину веяло могильным холодом.
— Эй, пацан! — услышал он знакомый голос. — Ты чего так резко выскочил? На еще каких-то роботов напоролся? — то говорил Макс, развалившийся в тени раскидистого граба. — Или, — по лицу негра расплылась ухмылка, — призраков увидел? Ну, зайчиков и мышек всяких, которых вы, яйцеголовые, мучаете?
— Нет, все нормально, — тяжело дыша, ответил Лайонхарт. Он сказал это с нажимом, убеждая самого себя. — Что надо, я выяснил, а команд отсюда нельзя отдавать. Нужно идти к каньону за водопадом.
— А, ну ладно тогда. Но иди сам, а то я чего-то не в форме…
Негр закатал штанину, и Дик увидел глубокую рану на его лодыжке. Из нее обильно сочилась кровь, но то было не самым худшим. Вокруг раны раскинулась серебристая паутина. Эта сеть, тянувшаяся из кровоточащей дыры, змеилась по коже и в некоторых местах погружалась в нее. Ричарду живо вспомнилась голова профессора, и желудок свился узлом. Аспирант резко согнулся, закряхтел, и его вырвало.
— О, стравил! Ты чего? Подумаешь, дырка! На войне мне хуже приходилось. Вообще кишки из пуза вываливались, — негр говорил бодро, но ухмылка его была явно вымученной, да цвет лица казался необычно бледным. — Все, катись. Я тут сам как-нибудь эту дрянь выковыряю и доплюхаю в деревню.
Ричард смерил его долгим взглядом и решительно заявил, как припечатал:
— Нет. Скоро ночь, и кто знает, какая дрянь вылезти может? Один, да еще раненый, ты долго не протянешь. Мы и так потеряли Боба!
С этими словами он закинул руку Макса себе на плечо, и, кряхтя, помог негру встать. Макс смотрел на него с удивлением.
«Хватит ныть, — сказал себе аспирант. — Я тоже виноват в катастрофе и должен искупить свой грех. Помочь этим людям построить новый мир!»
Инцидент 13. 18 июня 2087 года. Деревня выживших
Ричард сидел на пеньке в центре небольшой площади, образованной столпившимися под сенью раскидистых сосен лачугами. Аспирант смотрел на угольно-черное небо, усеянное крупными звездами, и его сердце давил камень глухой тоски. Тоски по тому, что нельзя исправить. Казалось бы, нет ничего более незыблемого, чем небесная твердь. Лик земли менялся тысячи раз, возносились горы и высыхали моря, рождались и гибли цивилизации, но небо оставалось почти таким же, вне зависимости от того, смотрели на него питекантропы, ассирийцы или современные люди. Но нет, теперь черный ковер над головой, расшитый алмазами, оказался безнадежно испорчен.
Персты горных вершин, вознесшихся по другую сторону каньона, рядом с которым размещался поселок, указывали на две звезды — крупные, будто лампочки в праздничной гирлянде. А чтобы ощущение карнавала было полнее, тот, кто украсил небо этими огоньками, снабдил один из них широким кольцом, а другой разрисовал буроватыми полосами и поставил среди них красное пятно. Каждый из огней был с чечевичное зерно. Кроме них нашлись над головой и иные драгоценности. Низко над лесом висел багряный диск, изрезанный темными полосками. Он сиял так ярко, что на глянцевой листве кустов лавра, раскинувшихся неподалеку, протянулись красные дорожки — будто раненая птица, пролетая мимо, оставила кровавый след. Этот диск пугал, раздражал, и темный сонм деревьев тревожно шелестел ветвями, а под густым пологом то и дело раздавались зловещие крики. Быть может, та самая птица стенала от боли?
Какая жуть… Хотелось отвернуться, найти в этом мире какую-нибудь точку, где все осталось так, как и в старые времена. Однако Лайонхарт все сверлил взглядом темную даль. Ему не хотелось смотреть ни на кое-как слепленные хибары, ни тем более на источник мертвенного сияния, лившегося из-за спины. Там поверх крыш поселка из-за горизонта торчал обломанный рог. Или, может быть, огромная, как гора, половинка швейцарского сыра. Ее край основательно обгрызли мыши, и там были отчетливо видны темные впадины, глубокие каньоны и островерхие пики. Неподалеку в небе висел другой кусок сыра, большая часть которого оставалась густо-черной. Еще один, почти квадратный фрагмент желтел почти в зените, и помимо того, тут и там были разбросаны мелкие «крошки». Самые мелкие из них широким, в четверть неба облаком опоясали большие куски.
Ричарду казалось, будто свет небесного «сыра» тысячей мелких иголочек вонзался в его спину. Дик скрючился, зябко
