– Лэрд Тореш, – заметив, как задумался мэр, прямо спросил Дарвел, – много вы ему отдали?

– Не стесняйтесь, говорите как есть, – добавил Ирджин, – он всех обирал. Даже тех, кто вовсе не собирался свергать правителя.

– Всё… – хмуро вздохнул Тореш, – и состояние и именье. Банкир требовал увеличить налоги, иначе отравит и моих детей. Но они живут не здесь, а в Лошве. Сын тайком женился, переехал в дом жены и забрал с собой сестренку… мы не видели их три года. Но налоги я добавить никак не мог… у нас люди все лето не разгибаются на грядках, и если начать их обирать до нитки, могут пойти искать более легкую работу.

– Здесь есть герцогское поместье? – глянул на него Дарвел.

– Есть… лэрд Ружент продал свое герцогской казне, когда переехал в королевство. Но оно большое… и сдаётся в аренду.

– Перепишите на себя, я подпишу, – герцог достал печать, – предупредите арендаторов что срок у них до осени, пока не соберут урожай. А все деньги, что у вас отобрали, и пять тысяч премии за честность получите в банке. Проставьте в документе. Всё что требуется для города и жителей обдумаете и напишете спокойно, когда мы уедем и привезете список мне в летний дворец. Если пожелаете взять с собой на праздник еще кого-то – просто впишите в пригласительный.

Ошеломленный мэр не смог и слова сказать, и Ирджин сам написал за него все документы, а Дар с удовольствием расписался и поставил печать.

Вскоре они снова летели сквозь тучи, догоняя горевший над горами закат.

– Анвиез предупреждал, что глава Угорда предан Пангерту, – напомнил спутнику Ирджин, когда ладья свернула на север, в Горенское ущелье.

– Таубен мне рассказал, – мрачно подтвердил Дарвел, – теперь даже не представляю, как доказать людям, что их мэр мятежник, предатель и вор. Они ведь тут сидят как звери в берлоге, сами никуда не ездят и к ним приезжают лишь те, кого приводит дело.

– Таубен знает многое… – вздохнул маг, – но далеко не все. В Угорде всё намного серьезнее, чем ему представляется, поэтому Анви просил не соваться туда без него. Подождем их за последним мостом, я устрою невидимый шатер.

– Дожился, – с угрюмым сарказмом бурчал герцог, – в собственный город буду пробираться тайком, как преступник. А мэр в это время возможно уже устраивает какую-нибудь пакость. Откуда-то ведь все они уже знают о ночном нападении заговорщиков?

Однако в тот момент герцог и подумать не мог, как точно попало в цель его предположение.

Угорд прятался в верхней части самого широкого из северных ущелий, растянувшись по берегам холодной Горенки. Ничего примечательного в городке не было, дома добротные, но одноэтажные и приземистые, с запасным выходом через чердак. Зимние бураны иногда заваливали их снегом выше крыш. И по-хорошему, незачем бы людям вообще тут селиться, да выходили в скальные трещины богатые жилы местных знаменитых самоцветов.

Конечно, те месторождения шахтеры давно выбрали и отвалы перекопали и просеяли, заодно вымостив себе хорошие дороги. Но позже шахты и штреки ушли вглубь гор, и стало неудобно жить от них вдалеке. Постепенно поднялись первые основательные дома, потянулись в поселок торговцы и мастеровые, привезли семьи, завели скот.

Город постепенно разрастался и вскоре своего мяса ему уже не хватало. А хлеба и вовсе никогда не было, только зелень, да грибы, что летом в изобилии высыпали в заполонивших ущелье ельниках. И теперь Угорд кормился в основном привозными продуктами, но прежде никто из шахтеров от этого не страдал. Оплата за работу была очень неплоха, да еще иногда удавалось зажилить камушек-другой.

Однако в последние годы заработки в шахтах все уменьшались, а работать приходилось все больше. Откуда-то шли слухи, будто это регент требует добавить налоги, а по весне и вовсе начали говорить, будто наследник не настоящий. И мэр этих слухов не опровергал, наоборот, одобрительно кивал ушлым сплетникам.

Самые здравомыслящие и уважаемые из жителей попытались было поспорить с клеветниками и мгновенно осознали свою ошибку. Градоначальник Шальбе, владевший тремя самыми крупными шахтами и крытым рынком, велел давно прикормленному командиру городской стражи перекрыть обе ведущие вниз дороги и никого не выпускать из Угорда без его разрешения.

Народ притих, ожидая, чем это закончится, но время шло, лето вступало в силу, а изменений всё не было. Замок словно забыл про существование городка, приносящего долине основную прибыль, и это обижало и тревожило рабочий люд, сея сомнения в души и сумятицу в умы. Не добавляла народу спокойствия и торжествующе-загадочная ухмылка Шальбе, явно знавшего что-то важное.

А вот в этот вечер градоначальник как обезумел. Собрал свою охрану, заставил вывести всех домочадцев из новенького особняка, самого большого и единственного двухэтажного в городе, и недрогнувшей рукой сам лично поджег снопы соломы, сложенные у стен.

Закричали, заплакали женщины и дети, оставшиеся в домашней немудреной одежке, но никто не обращал на них внимания. Нагруженные лошади увозили хозяина и пятерку его верных наемников в глубь ущелья, где почти смыкались над потоком крутые бока скал. Проводники знали там тайную тропу, по которой при желании можно было пройти в северное королевство, родину суровых нордвинов. Однако никому из честных людей по доброй воле никогда бы и в голову не пришло туда уходить.

Потому жители Угорда и смотрели недоуменно вслед скакавшим к скалам всадником, не понимая сути происходящего.

Однако самые сообразительные уже похватали бадейки с ведрами и ринулись качать колодезный насос в надежде затушить вяло разгоравшийся дом.

– Он увез… – очнувшись от странного оцепенения с трудом пробормотала старая Полли, дальняя родственница Шальбе и его домоправительница, – увез всю добычу.

– Как всю? – непонимающе переспросил кто-то из соседей, – он же сдавал в банк… я сам с ним возил…

– Самую мелочь и малость, – женщина говорила всё внятнее, – всё лучшее – в мешках.

Слушавшие ее шахтеры на несколько секунд оцепенели, начиная понимать, какая жизнь ожидает их в ближайший год. На соль и горох конечно наскребут, но от мяса и сыра придется отказаться. Как и от новых сапог, которые в шахтах просто горят.

А добровольные пожарники бегали, не обращая ни на что внимания. Один за другим подскакивали к стенам, выплескивали ледяную воду и мчались назад.

Шальбе, все выше поднимающийся в горы по тропе, проложенной вдоль речки, напоследок оглянулся. И свирепо зарычал от злобы и бессилия, увидав суматоху возле дома, который поджигал с таким же старанием с каким прежде возводил.

Стайка подростков, вышедших из ельника с корзинками первых летних грибов, оказалась на пути беглецов совершенно случайно и в разуме мэра, кипящем ненавистью ко всем разом, мгновенно родилась подлая затея.

– Идите сюда, – рявкнул он, направляя коня к грибникам, но старший подросток, изумленно озиравший навьюченных тяжелой поклажей животных, сразу почуял неладное.