ход. Конечно, все знали, где ее искать – вот она, живет со своим «ласточкиным хвостом» под мостом Тума, – но никто не соблазнился наградой. Убить Во жрецы могли бы, если бы не опасались толпы верных, разбивших лагерь прямо на мосту, – ее проповедь собирались послушать сотнями, а потом и тысячами, и сотни, а потом и тысячи начали называть ее единственной настоящей верховной жрицей.

Это могло бы привести к гражданской войне, только Во после ухода Аннура войны не желала. Вместо этого она послала верховным жрецам вызов, от которого те не могли отказаться: гарантировала свободный проход на мост Тума, где готова была встретиться с ними, чтобы определить, чья вера преданнее и чище. Им предлагалось испытать свое благочестие старинным способом – в битве насмерть. Конечно, никто из верховных жрецов не рвался сразиться с охотницей на крокодилов, но Во соблазнила их, добавив несколько слов: поскольку для богов дельты три – священное число, жрецы могут сражаться с ней по трое зараз.

Верховных жрецов тогда было девять человек.

В трех схватках за три дня она убила всех.

После чего народ поднял ее на руки и провозгласил новой верховной жрицей всего Домбанга. Она отвергла эту честь, или большей частью отвергла. Она согласилась играть эту роль, но лишь с условием, что тем же способом может заслужить звание жреца каждый – уйдя в дельту, встретившись с Тремя, заработав свои раны и возвратившись обратно. А чтобы богам не доставались слабосильные и негодные, Ванг Во завела обычай предварительных боев – смертельных поединков, определявших, кто достоин этого священного права.

Так появилась Арена.

В последующие годы десятки воинов, обученных и проливших кровь на эту Арену, отправились на встречу с богами. Вернулись шестеро. Большей частью новые жрецы занялись городским управлением, решая важные вопросы обороны, перевозок, налогообложения и торговли. Но Ванг Во занималась только Ареной. Она поселилась в одном из заброшенных кораблей. Она каждый день обходила тренировочные площадки. При любом поединке, будь он учебным или священным, она занимала место на корме судна, где стояли сейчас Рук и Бьен. И она принимала окончательное решение, кого зачислить в ряды Достойных.

Но когда к ней подвели Рука с Бьен, Во не оторвала взгляда от схватки.

Рослый боец в кругу арены нетвердо держался на ногах и отчаянно, наугад махал мечом. Зрители воплями выражали нетерпение – каждый желал видеть его побитым, сломленным, конченым, хотя вряд ли у них была причина для ненависти, помимо его слабости. Проигравшего можно было добить одним верным ударом, но Кочет решил иначе. Он, приплясывая, кружил вокруг противника, хлопал его по локтям, кукарекая все громче и громче.

Наконец Ванг Во подала голос:

– Кто эти двое?

– Они выжили в аннурском храме, верховная жрица, – ответил Гао Джи, выступив вперед.

– Храм был не аннурский, – вмешался Рук. – Это храм Эйры, богини любви.

– Паршиво же она его защищала. – Во и за разговором не сводила взгляда с бойцов на арене. – Для богини.

– Защищать – не дело Эйры.

– Зачем поклоняться богине, не желающей вас защитить?

– Ее дары иного свойства.

– Сдается, тебе стоит сменить веру, – фыркнула Во.

– Как раз перемена веры и привела меня в храм Эйры, – ответил Рук.

Женщина наконец повернулась к нему. Она смерила Рука взглядом, задержалась на выступающих из-под рукавов линиях татуировки, открыто, оценивающе взглянула в лицо.

– Чернила Вуо-тона.

Рук кивнул.

– На жреце любви.

Он снова кивнул.

– За этим что-то кроется.

– За всем что-то кроется.

– Я хочу знать что.

– Ты привыкла всегда получать, чего хочешь?

Гао Джи, выбранившись сквозь зубы, приставил к горлу Рука наконечник копья.

– Прости, верховная жрица. Позволь мне перерезать горло этому богохульнику.

Ванг Во еще раз взглянула в лицо Руку и покачала головой. Копье исчезло так же стремительно, как появилось.

– Я всё искала селение вуо-тонов, – сказала жрица, – да так и не нашла.

– Они не хотят, чтобы их нашли.

– Кроме шуток. – Она прищурилась. – Где оно?

– Они перемещаются, – сказал Рук. – С дождями и сменой времен года.

– Сумеешь мне его показать?

– Не выйдет, – солгал он. – Я пятнадцать лет не бывал в дельте.

Ванг Во причмокнула языком, потом покачала головой.

– Я велела зеленым рубашкам доставлять ко мне всех появляющихся в городе вуо-тонов. Они почти не раскрывают рта. Даже те, что знают язык, – хмуро добавила она.

– С чего бы им говорить?

– Мы служим одним богам. Они могли бы нас научить. Напомнить то, что мы забыли.

– Они брезгуют.

– Брезгуют охотницей на крокодилов? – рассмеялась Во.

– Домбангской жрицей. В этом городе вера больная и извращенная. Вы сотни лет скидывали в протоки детей с перерезанными глотками.

– Это была ошибка, – задумчиво кивнула Во. – Мы с этим покончили. Твой народ с самого начала был прав.

– Это не мой народ.

– Они тебя вырастили, – напомнила она, указывая на обвившие его запястья чернильные линии.

– А я ушел.

– Почему?

– Потому что хотел большего, чем кровь, борьба и страдание.

«Потому что, – недоговорил он, – боялся того, кем мог стать. Кем уже становился».

Верховная жрица улыбнулась не без удивления:

– И ты забыл их?

– Вуо-тонов?

– Кровь и борьбу. Страдание.

Рук замялся.

– Сам знаешь, это невозможно, – выждав, заметила женщина. – От них никуда не денешься. Они – часть нас самих.

– Уродливая часть.

– Не обязательно. – Взгляд ее стал далеким. – Ты их не видел. Я не мастерица рассказывать, да и вряд ли существуют слова, чтобы описать наших богов.

– Отчего же? Звери. Жестокие беспощадные дикари.

– Беспощадные… – задумчиво протянула Во, ощупывая правой рукой обрубок левой.

Рана заросла не чисто. Бугристая, неровная кожа – словно обломок кости залепили расплавленным воском.

– Однако они оставили меня в живых после боя.

– А ты не видела, как кошка играет с мышью? Сопротивление ее забавляет.

Во опустила культю и кинула на Рука проницательный взгляд.

– Ого!

– Что?

– Похоже, я ошибалась.

– Легко же оказалось тебя убедить, – заморгал в удивлении Рук.

– Я не о богах. О тебе. Ты их видел.

Скованные воспоминания рвались на волю: Кем Анх плывет с ним на спине в пронизанной солнцем воде, большие ладони Ханг Лока бережно рассаживают речные фиалки в глазницы побежденных, он и она под теплым вечерним дождем перебрасывают мальчика из рук в руки, а тот хохочет, хохочет, хохочет…

– Я видел, как они убивают людей.

– Из вуо-тонов слова не вытянешь, но я всегда полагала, что их воины уходят добровольно. Так рассказывали. – Она нахмурилась. – Потому и я ушла после восстания.

– Чего только не делают люди доброй волей. Проигрывают состояния, спиваются до смерти. Предают друзей и родных. Крадут. Насилуют. Убивают.

– Едва ли в этом виновны боги.