Статью, как выяснилось, урезали до минимума, оставив скупую и сухую официальную часть, и в этом варианте Чернов выглядел скорее жертвой прорех законодательства. Намеки о его половой невоздержанности, а также личная жизнь супруги были безжалостно вырезаны. Кипя от ярости, Вера позвонила редактору.

— А чего ты хочешь? — холодно поинтересовался он. — Чтобы нас по судам затаскали?

— Да ты хоть понимаешь, что без этой пикантной ситуации статья ничего не значит? — орала она в трубку. — Ни-че-го! Там же совершенно другой смысл появляется.

— Вера, вот ты странная, ей-богу. Да кому какое дело, с кем он спит, с кем спит его жена и так далее? Чернов не ведает городским бюджетом, ему весьма проблематично кидать предъявы по коррупции, потому что он сам себе начальник. Пусть хоть со всей городской думой трахается, нам-то что? Особняков у него нет, на «Бентли» не ездит и в Куршавель ежегодно не катается. Это скучно.

— И поэтому ты сократил мою статью до информации?

— Именно поэтому. Веруш, ты, конечно, прости, но твои личные терки с Черновым — не наше дело.

Она стиснула зубы от злости и, выждав многозначительную паузу, холодно произнесла:

— Значит, у нас разный взгляд на журналистику.

— Значит, разный, — охотно подтвердил редактор, и ей показалось, что он ухмыляется.

— В таком случае больше я у вас не работаю, — сурово сказала она и приготовилась слушать уничижительные мольбы «подумать и взвесить перспективы». Как правило, после ее ультиматумов редакторы ломались… Ну, раньше, во всяком случае…

Редактор почему-то молить не стал.

— Воля ваша, — хохотнул он уже не стесняясь и отключился. Оторопелая Вера вздрогнула и недоуменно уставилась на трубку, из которой неслись короткие гудки.

Месть, которую она лелеяла несколько дней, не удалась. Еще и, поссорившись с редактором, отрезала себе возможность реабилитироваться и написать еще одну статью, на сей раз либо про Димку, либо про Ирину. Не желая сдерживать бессильную ярость, Вера сунулась на местный интернет-форум и облила парочку презрением там, с упоением ожидая комментариев.

К роману Волкова и Черновой народ отнесся без особого восторга. Среди редких отзывов преобладали вопросы: «А кто это?» — и после двух дней вялого обсуждения тема заглохла. Не последовало реакции на статью в газете и от Чернова. При определенных усилиях он без труда вычислил бы, кто так старательно поливал его имя грязью, но потом журналистке донесли, что у Сергея умерла мать и ему не до разборок.

Несколько дней она жила в полной апатии, заедая тоску пирожными, не выходила на улицу, не общалась со знакомыми. Выдуманный роман давно отодвинулся на задний план, а о Димке если и вспоминала, то мельком, с вялым раздражением, слишком уязвленная обидой на жестокий и несправедливый мир. С деньгами в доме стало совсем плохо. Зарплату Вера давно проела, а новой взять было неоткуда. Мать, привычная к таким выкрутасам, покорно отдавала почти всю пенсию взбалмошной дочери, лишь бы не будить лихо. А та валялась на диване, ела конфеты, от скуки перечитывала «Унесенные ветром» и думала, как несчастна.

На четвертый день добровольного заточения в дверь позвонили. Время было позднее, мать уже легла, и Вера поплелась к дверям сама.

На пороге стоял муж с видом побитой собаки.

— Вера, — тихо сказал он, — не гони меня, пожалуйста. Послушай.

Она привалилась к косяку и невежливо буркнула:

— Ну?

Он торопливо зачастил, словно опасаясь, что она захлопнет перед ним дверь, и даже руки сложил на груди, словно инстинктивно умолял о прощении.

— Знаю, я не самый лучший и пью… Да, и пью, но кто не пьет? Я же творческий человек, и ты тоже. И пусть нам иногда тесно в квартире, но мы же друг друга понимаем, верно?

— Верно, — вздохнула Вера, слегка смягчившись. Ей в голову пришла только что вычитанная фраза Джеральда О’Хара: «Чтобы быть счастливыми, муж и жена должны быть из одного теста». Задумавшись на миг, почему ей так понятен муж и почему так хотелось прибрать к рукам строптивого и несговорчивого Димку, она нашла ответ за мгновение. Потому что они были из одного теста. Творческие личности. Богема.

— Вер, нам же вместе хорошо, — сказал муж, почувствовавший перемену ее настроения. — Давай не будем о плохом, а? Чего его вспоминать бесконечно? Пойдем в ресторан? Я картину продал…

Если бы ей позволила гордость, она бросилась бы мужу на шею, обрадовавшись внезапному избавлению. В этот короткий миг простого женского счастья мелкие проблемы и сжигающее, совершенно ненужное желание отомстить и возвыситься за счет несостоявшегося любовника отошли на второй план. Но Вера никак не могла позволить себе снова потерять лицо, пусть даже перед собой, и потому, скорбно вздохнув, милостиво процедила сквозь зубы:

— Ну так и быть, пойдем.

Что-то странное происходило в жизни Ирины, и она, окончательно запутавшись, уже не понимала, как жить дальше и чего хотеть. После возвращения Сергея домой все как-то устаканилось, вернулось на круги своя, и даже его измена, пошлая, гадкая, отодвинулась на второй план. В конце концов, в последнее время случилось столько всего, потому спокойно реагировать на события было невозможно.

Ей хотелось покоя, понимания и… как это ни странно, полного отсутствия страстей. Хотелось, чтобы все было хорошо. Вот только как это сделать, не знала.

Обиженный Димка так ни разу и не позвонил. Сама Ирина на звонок не решилась.

Муж вел себя идеально, как в старые времена, сразу после замужества, став непривычно ласковым. Ему и без того крепко досталось. Сергей тяжко переживал смерть матери и оттого постоянно ходил за Ириной, как пес, заглядывал в глаза, не желая оставаться в комнате в одиночестве. Она и сама не хотела оставаться одна, и потом, от кого бегать? От собственного мужа? Свой случайный роман предпочитала не вспоминать. Каждый раз при мысли о Диме сердце начинало сжиматься не то от боли, не то от страха, что она все испортила своими руками, сделав неверный выбор.

«Ничего, — думала она. — Я выдержу. Это же не операция какая-то, не болезнь. Я успешная замужняя дама. У меня все хорошо. Ошибка — не то, что я выбрала Сережу, ошибкой было бы остаться с Димой и всю жизнь пустить под откос».

Накручивая себя подобным образом, Ирина думала, что станет легче.

Легче не становилось.

Город уже начали украшать новогодними елками, хотя до праздников было еще о-го-го, и, прогуливаясь по центральной улице, она натыкалась взглядом на людей, уже захваченных предновогодней суетой, с оживленными лицами, сверкающими глазами и раздражающе радостными улыбками, в то время как сама была подавлена и несчастна. После работы Ирина не пошла домой, а снова отправилась «смотреть крокодила», хотя зимой парк был пустым, заснеженным и пруд затянуло льдом. Испытанный годами метод не помог. На занятиях она была рассеянна, что заметил не только Влад, но даже ученицы.