Лета проснулась от горячей, скручивавшей ее внутренности боли. Она перевернулась на живот, и ее тело содрогнулось от сухих рвотных позывов. Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем спазмы стихли. Подняв свинцовые веки, она посмотрела вперед. Еще бледноватый диск солнца показался из-за далекой горной цепочки. Рассвет. Прошли еще одни сутки.

Ей нужно было идти. Но куда — она не знала. Она шла все время на восток, к встающему каждое утро солнцу. Найдет ли она там спасение? Если же нет, то где? Она была готова на все, лишь бы спастись от этой безжизненной пустыни, которая сулила ей с каждым часом верную гибель.

Воды. Ей надо было найти воды, иначе все усилия окажутся напрасными. Однако местность не менялась, не подавала никаких намеков на избавление от жажды. Лете казалось, что она ходит кругами. И если это так, будущего дня ей уже не пережить.

Она легла на спину, шевеля обветренными губами в полубреду. Жара запекла кровь на ее теле, которая теперь казалась бурой грязью. Не было сил что-либо сделать. Не было духа, чтобы подняться и продолжить путь. Перед глазами всплыло прошлое.

Лета не вернулась вниз. Того, что она увидела с высоты плато, было достаточно, чтобы понять — никто не выжил. Ковен ушел, оставив после себя лишь пепелище. Он расправился с несколькими сотнями илиарских воинов с ужасающей быстротой и жестокостью. Были бы в тот день среди илиаров маги… Все бы, возможно, закончилось по-другому.

Так она и скажет. Что здесь нужна магия, а не мечи и копья. Что без магии Орден Аррола не победить. Если, конечно, она выберется отсюда живой.

А эти ублюдки просто прошли мимо, хотя они отправились на острова первыми, дабы расквитаться с чародеем и стать героями, навсегда запечатленными в рифмах песен и стихов, в словах легенд и рассказов… Где было это их чертово стремление, когда Ковен спалил илиарский лагерь? Они были равнодушны. А их предводитель преследовал только одну цель.

Она открыла глаза, вспомнив, зачем она продолжала идти, почему не отдалась еще во власть рока и убийственного пекла. Лета повернула голову и поглядела на меч. Только он один поддерживал ее жизнь. Анругвин. Она протянула к нему руку и взялась за шероховатую рукоять. Капельки росы поблескивали по всему периметру клинка.

Она села и вылизала с лезвия все, что было, ощутив во рту холодный привкус металла. Это приглушало жажду на краткие мгновения, дарило ей надежду, что она не загнется здесь, измученная и всеми забытая. Каждую ночь она вытаскивала меч из ножен и укладывала его рядом с собой, чтобы по утру насладиться живительной влагой. У рассвета в этой пустыне был запах свежести и воодушевления.

Лета поднялась на трясущихся ногах. Движение, которым она убрала клинок в ножны на спине, заставило ее пошатнуться. Силы были на исходе. Она шла. Она ползла. Вставала, шла. Ползла. Почти все утро.

В полдень она упала, и ее сознание окутал мрак. Обморок был недолгим, и когда она очнулась, солнце до сих пор стояло в зените. Припекало, как в аду. Лета села. Судорожный кашель вызывал жуткие и болезненные рези в горле. От сухости во рту тошнило.

Меч рядом. Прирос к ее спине, будто часть позвоночника. Несколько коротких и быстрых движений, и она добудет влагу.

«О, нет… Это не выход».

Несколько раз ей показалось, что она увидела людей вдалеке. Она ускоряла шаг, желая добраться до них, хрипела, пытаясь закричать. Но потом люди резко исчезали. Это были лишь тени в ее воспаленном мозгу.

Затем она увидела огромный, почти круглый валун. Подойдя ближе, Лета услышала журчание и не поверила своим ушам. Она побежала, охваченная упоительным предвкушением освежающего вкуса ледяной воды на языке. Она упала рядом с валуном на колени, судорожно ощупывая его. Но, увы, валун оказался лишь валуном. И ручеек из-под него не бился.

Разочарованная, она пнула камень, охнула от боли, охватившей пальцы ее левой ноги, и вытащила меч. Клинок, звеня, отскакивал от камня, по которому раз за разом била Лета, высекая искры. Гнев забрал у нее остатки той энергии, которую она могла бы потратить на дорогу. Она повалилась возле валуна, в его тень, и закрыла глаза. Заходящее солнце залило ее дрожавшее тело кроваво-красным светом. Вскоре наступила ночь.

Она долго не просыпалась. Ни от холода, сковавшего ее кости и суставы, ни от болей в вывернутой при падении руке, ни от голода, ощущавшегося в ночное время острее всего.

Утром Лета повторила свой каждодневный ритуал и поднялась.

«Керничка, — думала она. — Которая выстоит. Которая будет вставать всегда, когда упадет. Которая вернется с того света, чтобы осуществить свою месть».

Они никогда не забывала о том, для чего должна была выбраться из этой пустыни. Она представляла постоянно его лицо, с черными бездушными глазами и циничной усмешкой, что заставляло ее желать ему мучительной смерти. Она видела, словно наяву, как ее меч пронзает его крепкое тело, как ее рука вцепляется в его темные кудри, откидывая голову. Она думала о том удовольствии, которое подарит ей вид его перерезанной глотки. Отныне у нее не было более заветной мечты, чем его убийство.

Солнце зашло высоко, когда Лета поняла, что больше не может идти. Она опустилась на четвереньки и тяжело задышала, как животное. Она вскинула голову, чтобы взглянуть на раскаленный шар, который никогда не слепил ее, но немилосердно опалял. Отчаяние захлестнуло ее. Настала пора молиться богам. Но она не умела и не хотела.

Все вокруг утонуло, съеденное тьмой.

***

Широкое лезвие двуручного меча пронзает трепещущую плоть. Всплеск крови, орошающий землю, вырывается из нанесенной раны. Он падает на колени, но его рука по-прежнему сжимает меч. Взгляд голубых глаз остается отрешенным, лишь кривой изгиб губ выражает изумление. Он проиграл.

Она смотрит на него, но ноги ее скованныжелезной цепью. Ей не встать. Она впивается ногтями в землю, подтягивая свое отказавшееся слушаться тело ближе к нему. Густая кровь заливает сухую траву. Он смотрит на нее, и теперь его глаза выражают сожаление и… муку.

Я обещал тебе долгую и мучительную смерть.

Она ползет, тщетно пытаясь освободиться от стальных пут, обвивающих ее лодыжки, но не успевает. Его палач выносит смертный приговор. Он поднимает меч, сверкающий во вспышках молний и огня. Времяостанавливается.

Палач заносит клинок и одним коротким ударом сносит голову приговоренному. Она кричит, наблюдая, как обезглавленное тело падает к ногам убийцы. Сердце застывает в страхе и немом потрясении.

Черные глаза холодны и пусты. Они находят ее, и палач вновь поднимает меч высоко над головой.

Ночь. Чаща. Марк?

Сосновые стволы тянутся к небу, вонзаются в небо подобно тысяче широких игл. Он, одетый в рваные лохмотья, бежит между деревьями. Его некогда красивые и мягкие волосы черны от грязи. В ладони он держит короткий нож, чье лезвиепоблескивает в лесном полумраке. Он прижимает его к себе, хрипло дыша в такт своему бешеному пульсу.