в чёртовом чулане. Чёртова работа, которую приходится выполнять. Чёртовы Ящеры и чёртовы люди. Он ненавидел всё и вся вокруг. Давно бы покончил с собой, если б не Ирина. Девушка стала его единственной отдушиной и помогала не сойти с ума. Они держались друг за друга, и в те редкие минуты, когда им удавалось остаться наедине, стремились найти утешение.

Он точно знал, что будет завтра, ведь завтра для него перестало существовать.

Рабы не видят дневного света. Его жизнь строилась вокруг чулана с холодным каменным коридором, по которому он ползал два раза в период, выгребной ямы и клеток с пленниками. Раз в период Косозуб — так Мэт прозвал слугу — приносил ведро с помоями. Мэт хватал ведро и полз с ним по коридору. Именно полз, потому как ходить рабам запрещалось. Эти помои были единственной пищей, его и пленных. А темнота, вонь и сырость — постоянными спутниками.

Поначалу пленники вызывали жалость и сострадание. Он искренне стремился помочь им: кормил, поил, слушал истории и убирал нечистоты. Но, увы — люди, жить которым оставались считанные дни, не умели быть благодарными. Тот факт, что они внутри, а он снаружи, ставил их по разные стороны жизни и смерти. Его называли предателем. Мэт обижался, доказывал, что ни в чём он не виноват, но его не слушали. Люди нашли, на ком выместить злобу, и хотя менялись они каждый день, новые также называли его предателем.

Уборка за людьми стала меньшим из зол. Основная работа свелась к чистке отхожих ям. Чешуйчатые ублюдки гадили безбожно и порой ему приходилось ползать в нечистотах по самые уши. Мыться случалось в бадейке и то кое-как.

Много периодов спустя в плен стали попадать старики и дети. Тогда он впервые чуть не сошёл с ума — смотреть на умирающих детей было выше его сил. Помогла встреча с Ириной, у него появились силы жить дальше.

Ирина — такая же рабыня, но судьба её сложилась иначе. Она трудилась на первом этаже Конака, в покоях воинов второго слоя. К счастью, для трехметровых гигантов девушка не представляла никакого интереса, и её работа заключалась в уборке помещений. Но Мэт прекрасно понимал, что ей тоже не сладко. Ящеры не замечали ползающих рабов и частенько давили их, считая это забавным.

В редкие минуты с Ириной говорили. Нобили — древняя каста воинов, обладающих сверхсилой. Они умели общаться мысленно. Её расспрашивали о Земле и о Нобилях людей. В череде странных разговоров девушка немного узнала о мире Ящеров и поделилась с Мэтом этими крохами.

Выяснилось, что в их языке отсутствует прошедшее время. Рептилии используют определение — завтра и послезавтра. Планирование на том же уровне.

Три периода назад что-то произошло, и жизнь Мэта стала невыносимой. Косозуб, которому отродясь дела не было до презренного раба, пришел в чулан взмыленный и побитый. Вывалил ему на голову ведро помоев и придавил лапой. Что-то прошипел и принялся избивать, усердно ломая ребра. Когда Ящер ушел, Мэт остался лежать на полу. Полоска его жизни сократилась до 3 %. Он тихонько подвывал от боли, не представляя, как теперь кормить пленников.

Полежав с полчаса и восстановив жизнь до 5 %, он с кряхтением стал собирать разбитыми в хлам пальцами помои обратно в ведро, а потом ещё часа два полз по мокрому коридору, толкая его перед собой.

Люди, завидя как он ползёт-извивается, стали смеяться и наперебой называть его Гнидой. Мэт лишь обреченно вздохнул — новая кличка обязательно к нему прилипнет.

Он ползал от клетки к клетке и раздавал еду. Пленники радовались его боли, но от еды не отказывались. Внезапно к нему обратились по имени.

— Мэт?

Мэт удивлено помотал головой и, подумав, что показалось, продолжил наполнять помоями миску.

— Ты ведь Мэт? Сорок восьмая школа. Саратов!

Несчастный перевел взгляд на соседнюю клетку, из которой на него смотрел изможденный одноглазый мужчина.

— Ты меня знаешь? — голос вышел хриплым, он давно разговаривал.

— Знаю. Федя я, Маляев, одноклассник твой. Помнишь, после уроков вместе пиво пили? Ну?

— Вроде…

— Ага, точно ты! Ну и потрепало же тебя, братишка.

— Здравствуй, Федя. Не скажу, что рад тебя видеть.

Одноглазый коротко хохотнул.

— Давно ты тут? На тебе, смотрю, места живого нет, — Федор прижался к решетке, силясь разглядеть одноклассника.

— Не знаю…. Давно. Очень давно.

— Ты не в курсе, нахрена мы тварям этим сдались?

— Приносят в жертву, получают силу.

— Значит — правда, — обреченно кивнул он. — И что, шансов нет?

— Никаких, — расстроенно помотал головой Мэт и скривился от боли.

— А ты почему там, а не тут?

— Старая история. Тоже был в клетке, но попытался сбежать. Нас поймали и взяли в рабство. Поверь, лучше на алтарь — быстрее отмучаешься.

— Ой ли? Я бы тоже поползал, еду пораздавал. Замолвишь за меня словечко?

— На том свете, если только.

Федор насупился и замолчал. Мэт закончил с предыдущей клеткой и подполз к однокласснику.

— Как дела на родине, Федь? Что нового? Ты женился? Дети есть?

— Женился, развелся, дочка есть. Ей четырнадцать сейчас.

— Здорово… Красавица наверное?

— А то, — довольно осклабился Федор. — Вся в меня. А на родине, знаешь, по-разному… Голод вот был, ты его, кстати, застал?

— Угу. Попал сюда в самом разгаре.

— Значит, ты тут года три-четыре, не меньше, — прикинул Фёдор.

— Кончился голод-то?

— Да, народ в поля повалил, и жратвы стало вдоволь. Когда подземелья открыли — совсем хорошо стало.

— Как открыли? Для всех?

— Ну да. Восемнадцать есть — и вперёд.

— И ты ходил? Какой уровень взял?

— Пятьдесят третий я. А ты?

— Двадцатый, — понурив голову ответил Мэт. — Я с кланом ходил.

— Ясно. Ты, ежели кого из наших встретишь, привет передавай, — он задумался и продолжил. — И если выберешься отсюда, навести моих. Скажи, что…

— Все мы тут сдохнем, Федь. Я давно не верю в чудо. Но если выберусь, то конечно.

— Спасибо. Ты это, ползи, народ голодный. А мне помирать скоро, надо отдохнуть.

— Прощай, Федь. Жаль, что всё так сложилось.

— И мне. Прощай, Мэт.

Федю зарезали на следующий период. Но, что самое паршивое, Кривозуб приходил к Мэту теперь постоянно, и как только его здоровье восстанавливалось до приемлемых тридцати процентов, калечил снова. Ломал кости и опускал уровень здоровья до неизменных 3 %.

Свой подвиг Мэт повторил еще дважды. На третий период сдался и перестал кормить пленников, да и шевелиться вообще. Впал в забытье от постоянной боли и не реагировал на происходящее. Понимал, что его убьют, но было уже всё равно.

В себя пришел от ведра воды. Открыл