Я не говорю, что проводить много времени в смартфоне — это хорошо. Мы просто не знаем об этом.

БАЙЕС НАМ В ПОМОЩЬ

Все упирается в то, что пока мы имеем мало статистических данных. Учитывая имеющиеся у нас данные, я выделила бы следующие пункты:

1. Дети в возрасте до двух лет не усваивают информацию при просмотре телевизора.

2. В возрасте от трех до пяти лет дети уже могут обу­чаться при помощи телепрограмм типа «Улица Сезам».

3. Наиболее надежные из имеющихся данных говорят, что просмотр телевизора, даже в самом раннем возрасте, не влияет на результаты тестов на общее развитие.

Это уже что-то, но остается много вопросов. Полезны или вредны приложения на планшете? Спортивные трансляции считаются за просмотр телевизора? Есть ли верхний временной порог, выше которого просмотр телевизора однозначно вреден? А что насчет платных каналов без рекламы? Отсутствие рекламы делает передачи полезнее?

У нас нет научных данных, чтобы ответить на эти вопросы. Но мы можем продвинуться в своих рассуждениях, если применим другой подход.

В статистике есть как минимум две широко используемые методики. Первая — частотный подход к вероятностям, который выводит взаимосвязи между данными исключительно на основе имеющейся информации. Вторая методика — байесовская статистика[44], которая выявляет взаимосвязи между данными, отталкиваясь от исходных убеждений (предпосылок) о том, что истинно, а данные нужны для уточнения этих убеждений.

Для того чтобы посмотреть, как это работает на практике, давайте представим, что у нас есть качественное исследование, которое показало, что дети, смотрящие мультфильм «Губка Боб Квадратные Штаны»[45], чаще начинают читать в возрасте двух лет, и это единственная работа по данному вопросу. С точки зрения частотного подхода вам бы пришлось признать, что «Губка Боб» — превосходный образовательный материал.

Но при байесовском подходе все не так однозначно. Перед тем как изучать факты, мы имеем некое исходное мнение. Будем откровенны, «Губка Боб» вряд ли способен научить ребенка чтению. Анализ данных должен несколько поколебать наше изначальное убеждение, но если мы подошли к нему со скептическим отношением, то и на выходе сохраним долю скепсиса.

Байесовский подход заключается в том, чтобы интегрировать прочие данные, которые вы знаете (или думаете, что знаете), с новыми фактами и привести их к общему знаменателю.

Как это нам поможет? Справедливо будет сказать, что у нас есть исходные убеждения касательно телевизора. У ребенка примерно 13 часов бодрствования в сутки. Если он проводит восемь часов перед экраном телевизора, у него просто не останется времени на остальные дела. Маловероятно, что это не приведет к негативным последствиям.

С другой стороны, сложно представить, что час в неделю, отданный «Улице Сезам», понизит IQ вашего ребенка или окажет значимое влияние в долгосрочной перспективе.

Используя эту логическую цепочку, можно оценить и влияние планшета. Двухлетний ребенок весь день в обнимку с планшетом — плохо. Полчаса математических игр на планшете дважды в неделю — скорее всего, не страшно.

Когда мы идем таким путем, информация, пусть и скудная, уже выглядит более полезной. Она проливает свет на те сферы, о которых у нас меньше всего интуитивного знания (в байесовском подходе это называется «иметь слабую исходную позицию»).

Например, у меня нет сложившегося мнения о том, могут ли маленькие дети обучаться чему-то посредством просмотра видео. Следовательно, информация из исследований, отрицающая такую возможность, обладает для меня высокой ценностью. Продолжаем аналогию. Хотя я вполне уверена, что восемь часов просмотра телевизора в день оказывают негативное влияние, а час в неделю — нет, у меня отсутствуют изначальные, «интуитивные» знания о влиянии двух часов просмотра телевизора в день. Для покрытия этой сферы знаний высокой ценностью обладает работа Джесси, поскольку она сосредоточена именно на этом количестве времени, проводимом перед телевизором, и показывает, что между детьми, которые смотрят передачи два часа в день, и детьми, которые вообще не смотрят телевизор, разницы, при прочих равных, нет.

Если мне захочется представить всю систему взаимосвязей между результатами школьных тестов и любыми объемами просмотра телепередач, я по-прежнему не смогу это сделать. Зато я могу скомбинировать свои исходные убеждения и выводы из исследований, чтобы схематично заполнить самые неясные, пустующие области картины.

Благодаря такому подходу мы начинаем видеть, где особенно пригодились бы новые исследования. Очень многие дети ежедневно пользуются смартфонами и планшетами. У нас практически нет исследований на этот счет, а интуиция — обывательское знание и «здравый смысл» — нам тоже не помощники. Например, я готова поверить, что это полезно, ведь в современных девайсах столько замечательных приложений по математике и чтению. Но я также готова поверить, что это вредно: ребенок же не учится по-настоящему, а просто тычет пальцем в экран.

И наконец, наши интуитивные знания следует дополнять экономической идеей упущенной выгоды. Если ребенок смотрит на экран, он не делает в это время какие-то другие вещи. Чем он занялся бы без телевизора? В зависимости от ответа телевизор может быть как худшей, так и лучшей альтернативой. Многие исследования подчеркивают, что, например, ваш ребенок может вы­учить алфавит и новые слова с «Улицей Сезам», но процесс пойдет лучше, если вы научите его лично. Звучит весьма логично, но, на мой взгляд, у многих родителей — другая альтернатива. Они прибегают к помощи телевизора, чтобы сделать передышку, расслабиться, спокойно приготовить еду, запустить стиральную машину. Если перед вами стоит выбор: час просмотра телевизора или час беготни и криков на детей, то телевизор выглядит куда полезнее и для детей, и для вас.

Выводы

Пока ребенку меньше двух лет, не ждите от просмотра телепрограмм обучающего эффекта.

В возрасте от трех до пяти лет дети уже могут усваивать информацию при просмотре телевизора.

Важно следить за тем, что они смотрят.

Научных данных по этому вопросу мало. Если вы сомневаетесь, какой сделать выбор, примените байесовский подход: наложите новые факты на исходную картину.

КОГДА РЕБЕНОК ЗАГОВОРИТ: РЕЧЕВОЕ РАЗВИТИЕ

Когда мне был один год и десять месяцев, мои родители (оба экономисты; знаю, знаю, мы безнадежны!) пересеклись на одной вечеринке с приглашенным профессором Кэтрин Нельсон. Она специализировалась на речевом развитии детей, и моя мама упомянула, что ее дочка (то есть я) много говорит, особенно оставшись одна в кроватке перед сном. Профессор Нельсон очень оживилась и спросила, как моя мама относится к идее записывать мои монологи для исследования. Разумеется, мама согласилась.

Следующие полтора года родители почти каждый вечер делали аудиозапись моей речи, а потом пересылали кассеты профессору Нельсон и ее команде. На первых порах мама расшифровывала многие записи, так как мое произношение еще не полностью сформировалось. В итоге получился большой объем аудиозаписей и текста — частично мои монологи, частично разговоры с родителями. Это была настоящая сокровищница данных, на основании которой специалисты изучали процесс освоения языка ребенком. Например, их интересовал вопрос, что приходит к детям раньше: понимание прошлого или понимание будущего? Были научные работы, конференции, и в конце концов вышел сборник статей на основе моих записей. (Ирония судьбы: сначала исследовали меня, а потом я выросла и стала исследовать сама.)