— Как Андерсен, сказочник.

— Именно, как Андерсен. И да, имею честь быть сказочником.

— То есть… — в голове начинают потихоньку складываться пазлы, — вы можете…

— … подумать о любом сказочном предмете, и он тотчас же материализуется… — Христиан щёлкает пальцами и на прилавок со звоном падает монетка… Пять рублей… — Вот, пожалуйста, тот самый, неразменный.

Я отстраняюсь от прилавка, словно там замер таракан.

Христиан проводит над пятаком ладонью, и тот исчезает.

— Вовсе нечего бояться, дорогая Илона. Видите, как всё просто. Монеты больше нет. А если вы при встрече с каким-либо сказочным героем скажите: тебя не существует, то…

— А если я скажу сейчас, вы исчезните?

Теперь морщится он.

— Ну зачем же так грубо. Вы можете просто попросить, и я уйду. Не в моих правилах обременять юных особ.

— Вот и хорошо, сделайте милость…

— Не смею задерживать, — он вновь кланяется, отступает к двери и колокольчик сообщает мне, что мой незваный гость убрался восвояси.

Я вздыхаю, прикрываю глаза, успокаиваюсь и открываю косметичку…

— Знаки, подсказки… — тут же начинает Элиолл. — И выпусти меня, скорее, разбей это чёртово зеркало.

Я довольно улыбаюсь и пробую:

— Тебя не существует.

Она вздрагивает:

— Нет! Илона, не… — идёт рябью и исчезает.

В зеркале напротив только я. Измученная, с кругами под глазами, но я. И никаких рыжих принцесс!

Отлично, с одной покончено.

Вовремя звонит Кирилл. Он всегда чувствует на расстоянии, если со мной что-то не так. Мой милый почти-брат.

— Коть, мы заедем к тебе с Депрой. Тут у нас джем-сейшен намечается, нужны эксклюзивные сюрпризы. Такие только у тебя можно найти.

— Ты же знаешь, для тебя всегда организую в лучшем виде, — улыбаюсь в трубку.

Они появляются через полчаса. Я успеваю выбрать несколько интересных сувениров. У меня действительно эксклюзив, потому что сотрудничаю с рядом наших рукодельниц. А хендмейд — идеальный вариант, если нужно что-то необычное.

Кир, как всегда, врывается вихрем, подхватывает, целует.

— Как же я рад видеть тебя, коть. Послушала старика, наконец, стала одеваться в красное. Тебе идёт! — он поднимает палец вверх, искрится позитивом и жизнерадостностью.

А вот его Депра, напротив, застывает в дверях. Она прикрывает рот руками и, тоненько подвывая, опускается на пол.

— Я вспомнила тебя, вспомнила… — бормочет она. — Ты — кровавая королева. Ты их убила, всех! Ты, ты! Я помню!

Кир кидается к ней, обнимает:

— Дол, милая, ты чего? Детка? — пытается утешить, но она испуганно и зло смотрит на меня из-за его плеча.

Мне тоже надоедает этот спектакль. Поэтому, глядя ей прямо в глаза, я говорю:

— Исчезни, тебя нет…

— Ты, ты… стерва… — выпучив глаза, восклицает Депра, перед тем, как испариться.

Кир какое-то время остается в той же позе: присев на одно колено и обнимая воздух.

Трясёт головой, морщит лоб.

— Коть, о чём это я?

— Ты рассказывал, как на последнем показе какой-то чувак выскочил прямо на подиум и сделал одной из моделей предложение.

— А, да, точно, — он ударяет себя по лбу. — Что значит, старость! Не доживай, коть, до моих лет! Умри молодой!

Он вскакивает и теперь пытается обнять меня. Но я вырываюсь и шпыняю его:

— Эй, я ещё не собираюсь умирать!

— Ладно-ладно, мир! — он поднимает ладони вверх. Забирается за прилавок, подтягивает к себе вазочку с печеньками, кидает одно в рот. — Но тот парень конкретно отжёг. Прям перед камерами. А модель такая: ах-ах, как я тронута, и ресницами накладными хлопает.

— Весело у вас там в блогосфере.

— Не то слово, коть.

Потом придирчиво осматривает приготовленные мной сувениры, просит несколько заменить и всё упаковать. И пока я вожусь с паковкой, трёт лоб и смотрит в одну точку.

— Коть, — так потеряно говорит он, что у меня внутри всё обрывается, — почему мне кажется, будто я что-то потерял… Или кого-то… Очень важного… Вдруг стало так пусто…

Подхожу, ерошу шевелюру и только теперь замечаю, что его волосы снова стали приятно-золотистыми, так идущими к зелёным глазам.

Мне жаль Кира, но так лучше. А девушку… Так он себе нормальную найдёт. Вон их сколько вокруг. И все, как на подбор, красотки.

— Не переживай. Если к обеду следующего дня даже не помнишь её имя, значит, не столь уж она и важна была.

Кирилл встаёт, забирает подарки, укладывает их в свой неизменный рюкзак и говорит:

— Верно, коть. Важную не забуду. Вот тебя я помню всегда.

И тянется за поцелуем.

Я прикладываю палец к его губам:

— Ни-ни, только в щёчку.

Он вздыхает, будто действительно расстроен:

— Но хоть так…

… Вторая половина дня проходит без происшествий. И когда я опускаю рольставни, закрывая магазин на ночь, на душе легко и даже играет музыка. Волнительная и немного тревожная. Я называю такую саунд-трек к состоянию души. Мне хорошо, я почти совсем вернулась в реальность. Осталось немного, парочка неприятных личностей — и никаких больше сказок!

Только реализм, только хардкор!

Хозяйку Перепутья встречаю на первом же перекрёстке. Она преграждает мне путь.

— Дальше не пройдёшь, если не отдашь своё сердце.

Я усмехаюсь в её отвратительное лицо:

— Моё сердце останется при мне, а вот ты — исчезнешь. Потому что тебя нет. Ты вымысел, плод больного воображения.

Она ещё что-то бухтит, тычет в меня посохом, но дни её сочтены. Она разлетается чёрными хлопьями. А мне хочется смеяться, петь и скакать на одной ножке. Вечер вдруг обретает яркие краски.

Иду дальше, помахивая сумочкой, не обращая внимания на прохожих, которые сторонятся меня. Но мне весело и хорошо. И маршрут домой, который я всегда так любила и который начала ненавидеть из-за последних событий, снова кажется классным и самым замечательным.

По дороге захожу в цветочный, покупаю себе корзинку с нежными садовыми розами. Просто так. В знак новой бессказочной жизни.

Приду домой — нужно будет попросить маму научить меня печь её замечательный торт. Буду удивлять папу своим усердием в домашних делах. Мне сегодня можно, ведь сегодня у меня настоящий день рождения. И я очень рада, что не нужно загадывать желания. Остался только маленький штрих, последнее сражение в борьбе против разгулявшихся фантазий.