— Император слишком много думает о своих мундирах, — поделился с Ричардом однажды в Хофбурге расстроенный адъютант Александра. — Ради бога, не рассказывайте никому, прошу вас, но сегодня я застал его за примеркой гусарских лосин. Он перемерил их штук восемь, если не девять — и одни казались ему недостаточно облегающими, другие слишком короткими. В результате в Санкт-Петербург был отправлен курьер — за новыми. Мыслимо ли такое?.. Хорошо, что курьер сможет передохнуть в поездке на одной из станций, погода стоит ужасная, жаль отправлять человека в дальнюю дорогу из-за пустяка…

Заворачивая во двор почтовой станции, Ричард молил небеса, чтобы какой-нибудь из таких вот горе-посыльных не успел забрать у него из-под носа всех свежих лошадок. Сани, в которых везли Ванду, уже побывали здесь и отъехали, других проезжающих не было, поэтому количество свежих лошадей на станции уменьшилось лишь на две головы. Ричард потребовал четырех, самых лучших.

Как только сани остановились в свете зажженных факелов, грумы и станционные конюхи без проволочки взялись менять лошадей: одних распрягли и отвели на конюшню, других запрягли. Когда Ричард вошел в станционный дом, на столе его уже ждал горячий ужин с вином. Нужно было признать, что курьерская служба у Александра была продумана и отлажена до мелочей.

— Здесь проезжали сани, — стараясь говорить спокойно, обратился Ричард к станционному смотрителю. — В них молодая дама. Давно они отъехали?

— Те сани прибыли около получаса назад, сударь, — ответил смотритель, — но пассажира я не видел.

— Как так? — удивился Ричард.

— Эта дама — если это действительно была дама, сударь, — не покидала саней.

Ричард закусил губу. Так, значит, Ванда — пленница, которую решили держать под охраной! Это наверняка приказ Волконского — эх, мало он ему врезал! Нужно было бить посильнее. Ричард инстинктивно сжал кулаки.

— А даме давали есть или пить? — спросил он.

— Думаю, нет, сударь, но могу навести справки…

Ждать дольше Ричард не мог. Пока конюхи запрягали, он уже проглотил несколько ложек еды. Выпив залпом бокал вина после того, что услышал, он побежал к саням. Он не сомневался, что грумам не хочется покидать теплую станцию, но они были вымуштрованы и промолчали, хотя все было написано на их лицах.

И снова вперед.

Дорога стала труднее, она то взмывала по горным склонам, то круто ныряла вниз, в долину, но лошади были свежие, крепкие, бежали споро, уверенно…

Вперед, вперед!

Теперь они мчались по дикой местности без каких-либо признаков человеческого жилья. Впереди вырастала темная громада леса, надвигаясь на них, и там им пришлось сбавить скорость, ибо свет даже полной луны не проникал сквозь густо переплетенные ветки деревьев со снежными шапками.

Медленно продвигаясь по узкой и заснеженной лесной дороге, путники слышали лишь редкий хруст веток под копытами лошадей или уханье совы в отдалении…

Но вот лошади тревожно захрапели, и Ричард услышал вой…

Волки!

Этот же вой услышала и Ванда, но немного раньше, чем Ричард, когда сани, в которых ее везли, въехали в темный лес, и лошади внезапно захрапели и попятились. Только нещадно работая кнутом, кучеру удалось заставить их двигаться в нужном направлении.

Вначале Ванда не поняла, что это за звук и почему так испугались лошади, во всяком случае, волчий вой испугал ее намного меньше, чем похищение из дома баронессы, откуда ее провезли мимо Хофбурга, прочь из Вены.

Вначале она решила, что произошла какая-то ошибка. Она обернулась к человеку, сидевшему рядом с ней и правившему лошадьми.

— Вы говорили, что господин Мелтон ожидает меня во дворце Хофбург, — вежливо сказала она.

Ее спутник ничего не ответил, он, не отрываясь, смотрел вперед, на лошадей.

— Хофбург, — повторила Ванда. — Разве не вы сказали, что господин Мелтон ожидает меня в Хофбурге?

Мужчина опять ничего не ответил, и Ванда почувствовала, как сжалось ее сердце. Почти инстинктивно она приподнялась, и тут же ей на плечо легла сильная мужская рука.

В первую секунду она не поверила, что мужчина посмел тронуть ее и удерживает. Такое поведение слуги не укладывалось у нее в голове.

Но она быстро все поняла, обо всем догадалась. Это была ловушка, Ричард никого не посылал за ней. Как она могла оказаться такой глупой, наивной, чтобы сразу поверить, будто Ричард зовет ее в Хофбург? Хофбург! Наверняка это все подстроено Александром, он решил отомстить ей за то, что она отказала ему в ту памятную ночь во дворце Разумовского — посмела не подчиниться монаршей воле…

Но потом в ее памяти всплыло лицо Екатерины, и она поняла, кто во всем виноват! Екатерина следила за ней два дня назад, когда они с Ричардом отправились на балет «Зефир и Флора» в Оперу.

Они сидели с баронессой в ее ложе, когда Александр в сопровождении нескольких придворных появился в своей ложе на противоположной стороне зрительного зала. Среди тех, кто его сопровождал, была и Екатерина — Ванда посмотрела на нее, но ничего не сказала Ричарду, который сидел в глубине ложи, и она не знала, заметил он появление Александра со свитой или нет. Упомянуть о Екатерине ей не позволила неожиданно проснувшаяся в ней ревность.

Во время спектакля глаза ее вновь и вновь тянулись через зал к тому месту, где сидела Екатерина. Не без некоторой кольнувшей ей сердце зависти Ванда подумала, что Екатерина на редкость хорошо выглядит. На шее у той мерцало ожерелье из крупных изумрудов, декольте было настолько низким, что Екатерина казалась выше талии обнаженной. Изумруды сверкали в ее ушах, в волосах переливалась тиара из тех же изумрудов и бриллиантов…

Екатерина, улыбаясь царю, сказала ему, видимо, что-то забавное, и Александр весело засмеялся в ответ, а затем зашептал ей что-то на ухо. Ванда поняла, что в этот момент Екатерина заметила ее и Ричарда. Лицо ее резко изменило выражение, преобразилось от ревности, да так, что несравненная красота разом поблекла, как затмевается солнце наплывающим на него облаком.

«Она ненавидит меня… — подумала Ванда и с вызовом добавила про себя: — И я тоже ее ненавижу!»

С этого момента ей стало трудно следить за балетом, где в главной роли блистала сама синьорина Битоллини. Позднее Ванда так и не могла вспомнить ни сюжет балета, ни хотя бы одну музыкальную тему из него. В памяти осталась лишь ненависть, волнами захлестывающая ее из королевской ложи… Темно-карие глаза Екатерины неотрывно были нацелены на нее.

Невольно Ванде вспомнились слышанные еще в детстве истории про ведьм, которые могли вредить своим соперницам на расстоянии с помощью черной магии. Они наносили жертвам смертельные удары без внешних следов, не оставлявшие и шанса на то, чтобы выжить.

Ванда физически ощущала ненависть в цепком взгляде Екатерины, который словно касался ее холодным пальцем, или, как говорила ее старая няня, «пробирал до костей».