Анри, наоборот, не покидала мысль о мести. Он ненавидел инквизиторов и всех тех, кто отнял у него дом и достойное будущее. Уход от мирской суеты, смирение для него были равносильны признанию себя бессильным.

— Послушай, друг, — говорил ему Пьер, — над твоим сердцем властвуют злые демоны. Успокой его, и ты по-другому почувствуешь мир. Нельзя жить только ненавистью.

— Разве можно примирить ветер с огнём, море со скалами? Нет. В моём сердце царствуют не демоны, а справедливость. И успокоится оно только тогда, когда свершится правосудие. Если ты думаешь, что время сотрёт следы обид, то ошибаешься. Месть — это блюдо, которое едят охлаждённым. Чем дольше ждёшь, тем сильнее желание обратить назад зло, которое тебе причинили.

Воинственная настроенность Анри нашла отклик в душе начальника гарнизона Монсегюра Пьера Роже Мирепуа. Отчаянный юноша был принят в ряды защитников крепости. Оруженосцем его стал Мигель. Мальчишка гордился новым статусом и ни на шаг не отходил от своего кумира.

Если Монсегюр жил в относительном спокойствии, то жители Тулузского графства ежедневно принимали на себя удар инквизиционного трибунала. Каждое воскресенье там зачитывались длинные постановления и списки осуждённых на покаяние, количество которых еженедельно переваливало за сотню. Создавалось впечатление, что в Тулузе почти нет добропорядочных католиков и весь город пропитан ересью.

В Монсегюр поступали тревожные вести.

«В первое воскресенье Рождественского поста осудили на покаяние сто двадцать человек, половина из них были женщины. Некоторые осуждены были лишь за то, что встречали еретиков у своих знакомых; другие за то, что принесли из Константинополя какие-то священные пальмовые кресты и носили их на платье. В следующее воскресенье обратили сто четверых, из них одну женщину, за то, что она два раза имела несчастье видеть еретика. Вслед за этим девяносто и ещё пятьдесят человек… Для дня Спасителя было осуждено двести четыре человека. А сверх того отправленные с нарочной целью доминиканцы осудили в Монпелье и в Альтамонте по двадцати одному, в Кастельнове — одиннадцать, а в Муссаке — восемьдесят восемь человек…».

За несколько недель жертвами инквизиции стало более семисот человек.

Своими судилищами инквизиторы вызвали в народе такую ненависть, что того и гляди могло грянуть восстание. Граф Тулузский Раймонд VII не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы вернуть себе былые владения и укрепить пошатнувшийся авторитет перед согражданами. Графу нужны были союзники. В апреле он выехал в Аженуа, чтобы встретиться с графом де Ла-Маршем, владельцем графства Пуатье. Подданные де Ла-Марша так же ненавидели французов, как и провансальцы. Переговоры прошли успешно. Из Аженуа граф Тулузский направился обратно к себе в столицу. По дороге ему сообщили, что Ла-Марш поднял восстание. С радостью в сердце Раймонд VII въехал в Тулузу, где тут же созвал всех знатных феодалов Лангедока. Граф Фуа подписал с Раймондом Тулузским акт клятвенного союза. Другие вельможи — графы Комминг, Арманьяк, виконты Нарбонны, Лотрека, депутаты Альби и другие — обещали графу Тулузскому своё содействие.

Все приготовления к восстанию граф проделывал тайно. Инквизиторы не опасались опального государя Тулузы. Более того, они получили от него бумагу с отречением от друзей, причастных к ереси, и с обещаниями всяческого содействия инквизиции. Ненавидя французов, отнявших у него родовые земли, граф, тем не менее, не хотел ссориться с Церковью. Вначале надо было восстановить свои прежние права, а потом уже пересматривать отношения с инквизиторами. Сейчас главное — воспользоваться назревшим недовольством подданных и выгнать французов со своей земли.

Весна стояла в самом разгаре. Всё утопало в бело-розовом кипении цветущих садов. Упоительные запахи кружили голову. Высоко в горах пахло гвоздикой, чабрецом и лавандой. В низинах воздух наполнился ароматами кориандра, черешневых, грушевых, яблоневых цветов. Бесконечные виноградники зелёным ковром устилали равнины. Тёплый весенний ветер шевелил молодые бархатистые нежно-зелёные листья на лозах, и издали казалось, будто по изумрудному морю разбегаются волны. Природа возрождалась, играла… В виноградниках стоял пчелиный гул. Просторные луга пестрели разнотравьем, под каждой былинкой кипела жизнь. Стоило шевельнуть траву, как десятки кузнечиков с треском устремлялись ввысь, испуганно вспархивали крошечные мотыльки. Солнечный свет играл на их полупрозрачных крыльях, окрашенных в самые невероятные цвета, создавая иллюзию живого фейерверка. Весна! Она очаровывала прозрачностью воздуха, шелестом ручьёв, завораживала началом нового дня. Ранним утром над долиной поднимался тёплый туман, превращая всё в зыбкий мираж, а затем первые лучи солнца алмазными искрами вспыхивали на подёрнутой росой листве. Прекрасная весна! Долгожданная весна! Жители Лангедока дышали полной грудью, наслаждались теплом и солнцем. Буйство красок, запахов и звуков, наступившее после слякотной холодной зимы, пробуждало в душе трепет и восторг…

Наступал праздник Вознесения. Во всех уголках Лангедока священники проводили предпраздничные богослужения и рассказывали прихожанам о евангельских событиях, связанных с последними днями пребывания Христа на земле. О том, как накануне праздника еврейской Пятидесятницы ученики Христа возвратились из Галилеи в Иерусалим, а в сороковой день Христос явился апостолам и, выведя их из города на гору Елеонскую, повелел не отлучаться из Иерусалима. Он произнёс обетование о ниспослании Святого Духа, а затем, благословив апостолов, вознёсся на небо. Апостолы поняли, что Христос после этого уже не будет видим на земле в телесном виде, как это было до и после Его Воскресения…

Провансальцы, готовясь к торжественному дню, пребывали в приподнятом настроении. А может быть, это действовала весна, проникая в потаённые уголки души ожиданием каких-то радостных событий. Мир, казалось, возрождался заново, становился по-новому прекрасным и удивительным.

На второй план ушли разговоры о судилищах, чинимых инквизиторами, о жестоких расправах над еретиками. Стали поговаривать, что ожидается второе пришествие Христа. Якобы придёт Спаситель и восстановит справедливость, примирит людей и наконец наступит всеобщее благоденствие. Уверовавшие в пришествие убеждали сомневающихся, говорили, что сии речи они слышали от уважаемых людей, а те, в свою очередь, от праведных монахов или отшельников. Ну а как не верить праведникам?

Особенно сильно эти слухи распространились среди тулузцев. И на то были веские причины. Их бывший государь, Раймонд VII, заметно переменился. Его было не узнать. Раньше, хмурый и печальный, он проезжал по улицам Тулузы никого не замечая. Теперь же гордо сидел в седле, улыбался прохожим, выглядел весёлым и добродушным. А мучители тулузцев, инквизиторы Арнальди и Стефан, накануне праздника Вознесения покинули город, отбыв в область Ларагуэ.

Горожане перешёптывались:

— Уехали, видно, поняли, что их дела не благословлялись Богом.

— Да-да, — вторили другие, — это праведные люди раскрыли им глаза о великом плаче нашей земли. Арнальди и Стефан боятся второго пришествия. На самом деле они направились в Пруллианский монастырь. Там они запрутся в кельях и будут просить Господа о прощении. А в Ларагуэ они будут проездом, только отпразднуют праздник Вознесения.