— Меня застали врасплох. Я ошибся.

В восторг Джорджи не пришла. Как ей растолковать?

— Дело в том, что, когда наследуешь графство, уйма женщин готова разделить с тобой ложе, невзирая на то, обещаешь ты жениться или нет. Недостатка в друзьях тоже нет. До того как мой брат сошел в могилу, я начал замечать изменения в том, как люди ко мне относятся, хотя я был еще очень маленьким.

Она смотрела на него с любопытством во взгляде.

— Такой образ жизни я вел с восьми лет, — пояснил он. — У меня есть поместье, я ношу титул. Как ни странно, все это я не считал своим…

— Естественно, это твое, — встревоженно перебила Джорджи. — Уверена, он бы не хотел, чтобы ты так думал…

— …кроме тебя.

Она смолкла. Округлила глаза.

— Что?

— Мне казалось, что ты моя. Я понимал, что я тебе нужен.

Щеки вспыхнули при мысли, что он рассказывал о глубине желания, о том, насколько ее жажда его тронула.

После мучительно долгой паузы она прошептала:

— Ты себя недооцениваешь. Не сомневаюсь, что многим женщинам ты нужен таким, какой ты есть.

Возможно, это правда. Натан задумался о своих романах, о женщинах, которые его выбирали, потому что он привлекателен, потому что он из их класса, потому что он понимал игру, которую они вели. Но все это было связано с тем, что он могущественный лорд Харланд, а не с тем, что он Натан.

— Вряд ли кто-то когда-то хотел меня так, как ты. А я точно никогда не хотел ни одну женщину так, как тебя. — Натан заглянул ей в глаза, ничего от нее не прятал. — Мне плевать, кто ты: мисс Джорджиана Дансмор или бастард. Господи, мне было бы плевать, будь ты дочерью Наполеона Бонапарта или чумной шлюхой! Это неважно. Я люблю тебя.

Джорджи смерила его долгим взором, затем прохрипела:

— Ты меня любишь?

Он кивнул. Она медленно раскрыла руку, словно цветок, коснулась пальцами его руки.

— Да, люблю. Ты не такая, как все. Ты свободна.

— Свободна?

— Ты не соблюдаешь правила. Ты не назначаешь за себя цену, даже не просишь обручальное кольцо. Ты отдалась мне.

— Но я кое-что получила, — чуть нахмурилась она. — Я хотела тебя. Я не приносила себя в жертву.

— Знаю, — радостно улыбнулся он ее искренности. — Об этом я и говорю.

Джорджи охнула, засим улыбнулась.

Большим пальцем он погладил ее запястье. Она молча улыбалась. Так не пойдет.

— Ты призналась мне в любви, хотя я повел себя как трусливый нахал. Ты говорила серьезно?

— Конечно! — фыркнула она, чем вызвала у него улыбку. — Я бы этого не сказала, если бы это была неправда!

— Хорошо. — После долгой паузы он добавил: — Можешь сказать еще раз?

У нее на губах заиграла улыбка. Джорджи наклонила голову вбок и на миг задумалась.

— Я люблю тебя, — изумленно изрекла она, затем кивнула. — Я люблю тебя, Натан.

Он удивленно и вместе с тем обрадованно хохотнул.

— Правда? Надо же!

Они засмеялись. А потом Натан ее поцеловал.

Он припал к ней устами, заботливо избегал перевязанной руки. Джорджи со вздохом приоткрыла губы, и Натан окунулся в сей счастливый вздох. Сердце скакало, кровь пела. Они слились в поцелуе, робко соприкоснулись языками, мягко дышали, радостно бормотали. Натан обхватил ее подбородок, пальцами скользнул в волосы. Сердце ныло от огромного счастья, кое невозможно вместить. Они целовались, смотрели друг другу в глаза, бормотали слова любви.

Едва Натан прижался теснее, Джорджи взвизгнула, и он отпрянул.

— Рука! — испуганно возопил он.

— Не беда. — Джорджи попыталась притянуть его к себе, но он не поддался.

— Надо отвезти тебя домой, — заявил он.

Джорджи переменилась в лице.

— Сначала я поговорю с Гарри. Он не… — она кинула на Натана странный взгляд, — он ошибочно считает, что может запрещать мне делать то, что я хочу.

— Зачем противиться тому, что ты уедешь со мной? — озадачился Натан. — У тебя травма. Тебе нужно отдыхать. Куда еще тебе ехать?

— Когда ты так ставишь вопрос, то все логично, но он-то не дурак. Он догадается, что… ну ты понимаешь.

Натан вперился в нее взором. Джорджи неверно истолковала его слова. Он не знал, то ли засмеяться, то ли оскорбиться.

— Нет. Пожалуйста, объясни.

— Он мой брат, — покраснела она. — Ему не понравится, что его сестра ходит в метрессах.

Джорджи покраснела гуще. Метрессы не краснеют. Во всяком случае, такие ему не попадались.

— Знаешь, Джорджи, когда ты упала в обморок, я понес тебя сюда, а твой брат шел за мной по пятам. Я положил тебя сюда, — указал он на матрас, — а твой брат спросил: «Ты ее обесчестил?»

— О господи, и что ты сказал? — пришла она в ужас.

— Я сказал: «Да».

— Что?

От желания рассмеяться у Натана задрожали губы. Она закрыла рот рукой, шокированно вытаращила глаза.

— По-моему, он хочет затащить нас к алтарю, — продолжил Натан.

— Нет! Ты не должен был отвечать! Надо было мне поговорить с ним!

— Возможно. Но, признаться, мне это подходит.

— Но я… — она бросила на него подозрительный взгляд, — о чем ты?

— Я надеялся, что он достанет дробовик.

— Прости, что?

— Чтобы затащить нас к алтарю.

— К алтарю?

— Который в церкви. Свадьба? Брак? Муж и жена?

— Свадьба? У нас? Утром от этой идеи тебя чуть удар не хватил!

— Сказал же: я ошибся, — поморщился он. — Не стоило уезжать и бросать тебя. За несколько часов я понял, что жить без тебя не могу, я не хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни. Хочу, чтобы ты была рядом со мной, в Кемберли. Хочу, чтобы мы растили детей. Выходи за меня, Джорджи. Если не хочешь, мы не будем венчаться в церкви. Можем прыгнуть через костер, как цыгане.

— Даже представить не могу, — фыркнула она, — чтобы элегантный лорд Харланд прыгал через костер!

— Ты удивишься тому, на что я способен.

— Нет, не удивлюсь, — помотала она головой. — Только посмотри, что ты сегодня сделал.

— Я твой герой? — шаловливо справился Натан, выгнув бровь.

— О да, — сказала она серьезно, но с улыбкой. Вскоре улыбка померкла. — Но я не могу выйти за тебя.

Слова вызвали панику в области сердца, но он через силу продолжал улыбаться.

— Почему?

— Я так и не доказала, что я Джорджиана Дансмор. Собственно, я никогда этого не докажу. Для всего мира я бастард, внебрачный ребенок актрисы.

— И что?

— Я не гожусь тебе в жены.

Натан смотрел ей прямо в глаза и медленно проговорил:

— Мне все равно. Правда.

Она издала разочарованный стон.

— Мне все равно! — повторил он. — Да, светское общество от нас отвернется — ну