— Ника, ты сделана из железа? — вновьулыбнулся Джек. — Я сделана из крови и костей, но если нужно, то ядействительно могу быть железной. Джек, тебе рано идти на пенсию. Ты мне нужен.Мне нужны твои знания, твой опыт и твои мозги. Ты рано списываешь себя сосчетов. Ты столько лет отдал этой фабрике, а теперь хочешь взять и выбросить всена ветер. Джек, сейчас не время для отдыха. У нас впереди радикальные переменыи дальнейшее процветание. Я тебя умоляю, не оставляй меня. Быть может, ядействительно безжалостная, жестокая, расчетливая и холодная, но ты же не хужеменя знаешь, что такое бизнес и что в нем невозможно остаться другой.

Сделав глоток кофе, я подняла глаза ивнимательно посмотрела на Джека.

— Джек…

— Что?

— Это просто ревность.

— Мне самому стыдно.

— Запомни, фабрикой управляешь ты, а я — еехозяйка. Я никогда не смогу принять решение, не согласовав его с тобой.

— И все же ты принимаешь решения, несмотря нато что я против.

— Это было всего лишь несколько раз. Исогласись, что эти решения стоили того, чтобы их принять, ни с кем несоветуясь. Извини, но так было нужно. Ты же видишь, что результат превзошел всеожидания. Я всегда считаюсь с твоим мнением, но на тот момент так сложилисьобстоятельства. Я хочу, чтобы наша фабрика стала лучшей, и в этом мне нужнатвоя помощь. Без тебя не справиться.

Мои слова произвели на Джека сильноевпечатление, и он моментально покраснел.

— Скажешь тоже. Тебе без меня не справиться…

— Это правда. Джек, я говорю с тобой искренне.Я увеличиваю твое жалованье ровно в десять раз.

— Что? — На лице Джека появиласьрастерянность.

— Ты отличный работник. Сейчас я увеличиваютвое жалованье ровно в десять раз, но это только сейчас, а дальше будет ещебольше. Чем мощнее будет наша фабрика, чем больше прибыли будет она приносить,тем больше будет твое жалованье и тем увереннее ты будешь себя чувствовать. Тыбудешь распоряжаться всем, чем распоряжался раньше, а я буду тебе помогать. Тыдолжен быть на фабрике, Джек. Это твое детище, и ты не вправе его оставить. Наглазах Джека появились слезы, но он тут же их вытер, стесняясь мне их показывать.

— Ника, кем ты была в России? — неожиданноспросил он.

— Обыкновенной москвичкой.

— Нет. Я не правильно поставил вопрос. Чем тывладела в России? Каким заводом или фабрикой?

Я рассмеялась и закинула ногу за ногу.

— Джек, в России я была обыкновенной уличнойбандитской девкой.

— Не может быть.

— Может, Джек. А кем ты был в России?

— Я слишком давно уехал. Я поступил в училище,а затем стал скрываться от армии, пока родители не перевезли меня сюда.

— Джек, а когда ты устроился на эту фабрикуподметать полы, ты верил, что пройдут годы и ты станешь ее управляющим? Ты вэто верил?

— Да что ты… — рассмеялся мужчина. — Такаямысль даже не могла прийти мне в голову. Я думал, что подметать полы — это моепризвание. Мне казалось, что я никогда не смогу прыгнуть выше своей головы, темболее в другой стране.

— Оказывается, смог. Человек всегда сможетпрыгнуть выше собственной головы, если он сильно этого захочет. Когда я жила вРоссии, то думала, что работать на бандитов мое призвание и что я не стою дажеломаного гроша. Джек, ты остаешься?

— Да.

— Тогда давай работать в одной команде, ипрочь все недоразумения. Ты же знаешь, что на мне много всего навешано. Помимотабачной фабрики, я занимаюсь газетой, которая уже дает ощутимые прибыли ипользуется покупательским спросом. Чем большей популярностью она будетпользоваться, тем лучше для нашей же фабрики. Последняя страница газеты отданапод рекламу нашей табачной продукции, и это большой плюс. Помимо всего этого, впоследнее время я тащу на себе весь бизнес своего мужа. Мне приходится нелегко.Я очень мало сплю и выгляжу довольно изможденной и усталой женщиной.

— Ты выглядишь потрясающе.

— Ты мне льстишь.

— Совсем нет. Я говорю так, как есть. Кстати,как здоровье Майкла?

— Паршиво. В последнее время он чувствует себявсе хуже и хуже.

— Что говорят врачи?

— Сердечная недостаточность. Я стараюсь его отвсего освободить.

Джек отодвинул от себя пустую чашку изаговорил дружелюбным голосом:

— Ника, извини. Сам не знаю, что на менянашло. Это просто нервы.

— Ничего страшного.

— Понимаешь, я слишком тебя уважаю. Я черт-тесколько лет проторчал на этой фабрике, но не сделал для нее и сотой доли того,что за короткий срок сделала ты. Мне показалось, что я здесь больше не нужен,что во мне нет необходимости.

— Ерунда. Ты здесь очень нужен, и тут неттолько моих достижений, они наши общие. Понимаешь, общие. Просто у тебя не былоинвестиций и тебе неоткуда было их взять. Фактически фабрика была убыточной.Мне удалось уговорить мужа предоставить нам инвестиции. Без них мы бы невыкарабкались.

— Дело не только в инвестициях, хотя без нихничего не сдвинулось бы с места. Дело в твоей стратегии, в твоем правильномподходе к делу. За все эти годы я привык управлять остальными, дергая других,словно кукол за веревочки, но на этот раз появилась женщина, которая поймала наудочку меня самого.

— Джек, не говори глупостей. Я хочу услышатьот тебя еще раз, что ты остаешься.

— Я остаюсь и хочу, чтобы, когда я умру, выносмоего тела произошел тоже с фабрики. Я хочу, чтобы вместо цветов мой гроб былполон табака, а на моей груди была табличка с рекламой нашей продукции, чтобывсе пришедшие провожать меня в последний путь люди выкурили хотя бы по однойсигарете, которые мои производим, смотрели на мое тело и наслаждались табачнымдымом.

Мы оба рассмеялись, но тут рядом со мнойотчаянно зазвонил телефон.

— Джек, нам еще рано думать о смерти, — быстропроизнесла я и сняла трубку.

В трубке раздался голос нашей домработницы,которая в спешке поведала мне о том, что Майкл стал чувствовать себя еще хуже.Повесив трубку, я побледнела и кинулась к своему пальто.

— Ника, что случилось?

— Майклу совсем плохо. Вызвали «Скорую».Извини.

— Тебя отвезти?