Но посмотри вокруг! Здесь, на Старом Рынке, получить представление об империи проще всего. Вон та женщина, что жарит на вертеле поросенка и продает его мясо на ломтях хлеба – ее мать и бабка делали то же самое на священных празднествах в девяноста стадиях к западу; та провинция в определенную неделю весны до сих пор благоухает жареной поросятиной. А видишь бородача, что раскладывает печеный ямс по лоткам мальчишек-разносчиков? Сейчас эти мальчики побегут через мост, по улицам, мимо лавок и гостиниц, продавая свой товар за железки – точно так же, как бегают их сверстники в провинции Варнеш, откуда бородач родом. Детишки, жующие желтую сахарную свеклу, купили ее вон у того торговца, что режет клубни кривым ножом. Раз в месяц он ездит в родную провинцию Стретхи и нагружает свеклой свою повозку, а женщины Авилы пользуются точно такими же ножами, выкапывая ее. То, что продается здесь – лишь малая часть урожая; основную долю перегоняют и получают ром, продаваемый в запечатанных кувшинах вон там, под красным навесом. За всеми этими яствами и напитками сквозят винокурни, свинарники, религиозные праздники, тщательно возделываемые поля; всё, что так быстро съедается, говорит об огромных трудах, затраченных за одну, за три, за десять провинций от столицы.

Теперь посмотри на эту женщину с темной повязкой на голове. Перед ней расставлены на подстилке горшки-треножники – она из хорошей, но обедневшей семьи. Многие горшки выщерблены и почти все подержанные; наглядная картинка того, что у нас производится.

Соседний ларек тоже заслуживает внимания. Когда я проходил здесь утром, один человек разглядывал острые палочки. Ими ковыряют землю женщины на репных полях в самых диких частях империи, ими же пользуются и богатые дамы из пригородов Саллезе и Невериона, когда тем припадает охота садовничать. Ради одной орхидеи, золотистой или розовой, дамы завешивают малый участок почвы от насекомых, удобряют его зерном и рубленым мясом и шепчут заклинания, чтобы драгоценный цветок расцвел. Теперь тот же мужчина вернулся и пытается продать в ларек связку палочек с тремя зубьями на конце – а торговец, судя по всему, купит их.

Глянь-ка сюда – какой выбор горшков на четырех ножках! Варварка уже купила две штуки, теперь подошел другой покупатель – только успевай справляться вместе с приказчиком.

Здесь мы видим постоянную борьбу обычаев с обычаями, орудий с орудиями, движение вперед столь медленное, что только древние старики его замечают – и жалуются, вспоминая добрые старые времена, когда всё не так было и не так делалось.

Трехногие горшки, четырехногие горшки, острые палочки, трезубцы – всё это стадии битв, которые порой тянутся годами, а порой только начинаются. Их исход увидят на этом рынке лишь через десять, тридцать или семьдесят лет, не ведая, с чего они начинались.

Пойдем теперь вот сюда. Это мои любимые товары после домашней утвари и крестьянских орудий. Взять этот циркуль – его ножки сомкнуты наглухо и ничего измерять не могут. А эти зеркальца на шарнирах смотрят на все четыре стороны и могут быть прикреплены к разным частям тела. Эти деревянные кругляшки изображают монеты, хотя чеканки на них, само собой, нет. Разверни вот этот пергамент; твое удивление показывает, что ты вправду умеешь читать, но не можешь прочесть то, что на нем написано. Вот-вот, положи обратно, пока старик с татуировкой на лице не увидел – он один из самых придирчивых торговцев на этом рынке. Сам северный мудрец, сидевший в ядовитых парах Йобиконской пещеры и пытавшийся записать повеления богини земли, не смог бы прочесть эти знаки, уверяю тебя – однако секретарем божества все-таки побывал, этой чести у него не отнимешь. Эти резные деревянные диски привязывают к животам мальчиков в горных племенах внешних Ульвен. Они даруют ловкость и мужество в охоте на диких коз и больших черепах. Железные полоски? Судя по меткам на них, это что-то вроде линейки, но деления неровные и не доходят до края – тоже не слишком пригодно для измерений. Может, ты уже видела такое у себя в городке, а если нет, то наверняка догадалась: это всё волшебные вещи. Одноглазая женщина, помощница татуированного, делает вид, что травы перебирает, но на самом деле следит за нами; если ты ей приглянешься, она объяснит, что для чего предназначено. Ты удивишься, узнав, каким искусником надо быть, чтобы ими пользоваться – тут потребуется не меньше мастерства, чем для тех орудий, которые мы только что видели. Но понятно ли тебе, как подобные предметы отражают вполне материальные ремесла и инструменты? Одних измерительных якобы приспособлений сколько! А этот свиток, не иначе, перечень духовных изделий и астральных веществ. Каждая вещь здесь – знак жажды знания и стремления к нему, каждая пытается достичь его в разных формах, каждая занимает какое-то место в общенародном сознании; это опять-таки карта, показывающая не места, а разновидности бытия. Но одноглазая уже машет татуированному – пойдем-ка отсюда. Он упорнее всех настаивает – из почтения к своим магическим товарам или из боязни заразы, – что покупатель, подержавший вещь в руках, должен непременно ее купить.

А, ты на бочки смотришь. До Элламона они, как видно, не добрались еще? Там внутри южное пиво, которое так тебя озадачило – у нас в Колхари без него ни один честный труженик не обходится. Заметь себе, что утоляемая им жажда как бы в насмешку отражает жажду духовную, о которой мы толковали. Детишки с двуручными кувшинами, несущие напиток дяде, тете, отцу, и разносчики с бурдюками, еще не просохшими со вчерашнего, свидетельствуют, казалось бы, о бесспорной материальности такой жажды, как бы ни старались наши поэты ее одухотворить. Обрати внимание на девушку с кувшином, что стоит в сторонке – скоро я расскажу тебе о ней, а пока взгляни на старушку у тех бочонков помельче.

По ее рукам и лицу видно, что она долгие годы работала в поле. Видишь, как она подбородок вздергивает? Значит, долго носила рабский ошейник. В этих бочонках отборный сидр из горного поместья покойного барона Иниге. Весь его род наслаждался этим сидром многие поколения, но барон довел его вкус до невиданного ранее совершенства – так, по крайней мере, говорят те, кто может себе позволить такую усладу. Раньше такой сидр подавали только в паре портовых таверн, причем их хозяева сами ездили за товаром. Но наследники барона, очутившись в стесненных обстоятельствах, стали продавать небольшие партии этой вольноотпущеннице.

Однако я про девушку с кувшином хотел рассказать. Дома я у нее не бывал, но часто встречаю ее на рынке или на улицах и кое-что о ней знаю. Отец у нее простой рабочий и любит пивка попить, но недавно он, поднакопив денег, нанял нескольких ребят, стал прокладывать глиняные сточные трубы и нажил на этом целое состояние. Мать была раньше прачкой и обстирывала богатые семьи Саллезе, а теперь у них новый дом в торговом квартале на западе, и она занимается только им. Брата зажиточный гончар взял подмастерьем вместо другого парня, пропавшего с хозяйскими деньгами где-то на варварском юге. Наша девушка очень гордится им: ты ведь знаешь, что наших богов мы представляем в образе искусных ремесленников, которые продолжают созидать мир и чьих имен нельзя называть, пока они не завершат своего труда.

Сама она играет на нескольких струнных инструментах, столь мастерски изготовляемых на востоке. Когда она была еще крошкой, одна гадалка, бросив кости и деревянные монеты, определила, что у девочки большой талант к музыке. Родители вняли предсказанию и послали малютку учиться к восточной музыкантше, недавно поселившейся в городе. Пророчество сбылось; девочка стала сочинять священные песнопения, мать рассказала о ней хозяйкам, на которых стирала, и дочку начали приглашать в богатые дома, чтобы послушать ее игру. Она уже не раз музицировала в пригороде Невериона, и ей за это хорошо платят. Не далее как на прошлой неделе она играла в цветнике у окруженного статуями пруда, и одна пожилая баронесса, говорят, так прониклась ее искусством, что предложила ей сложить песнь во славу малютки-императрицы – тогда ее, возможно, пригласят ко двору. Вот эту самую девицу, которая сейчас думает, чем ей наполнить свой кувшин – простым пивом или отборным сидром.