– Можно и так сказать, – помедлив, промолвил он – нет бы попроще ответить. – Этот мост расположен в верхнем конце Новой Мостовой, которая ведет в торговый квартал, пересекает Черный проспект, потом поворачивает к морю и становится набережной. На этом конце улица называется Старой Мостовой. Сам мост мы зовем Мостом Утраченных Желаний, хотя тридцать лет назад, когда Колхари назывался Неверионой, он носил другое имя – не помню какое. Здесь работают почти все городские…

Впереди послышался вопль.

Спутник Прин даже бровью не повел, остальные тоже не слишком заинтересовались.

Тот самый красавец таскал за косы черноволосую девушку, которую Прин видела под мостом. Одна красная бусина оторвалась и катилась по плитам.

– Не желаю этого слышать! – орал он. – Мало дал? Это тебе-то? Расскажи кому другому!

Девушка терпела все безучастно, опустив руки, стараясь устоять на ногах.

– Думаешь, тебе ничего за это не будет? – Он провел грязным, унизанным кольцами кулаком по груди. – Смотри! – Кровь из глубоких царапин, оставленных кольцами, обтекала его сосок и струилась по боку. – Если уж я с собой это делаю, то что сотворю с тобой? – Резко повернувшись, он ударил в плечо стоявшего рядом мальчика. Тот отскочил прочь, зажимая ссадину.

– Эй, ты что? – крикнул кто-то.

– Смотри сюда! Раз я врезал этой шлюшке, а я его знать не знаю, то что с тобой сделаю? – Окольцованная рука рванулась к лицу девушки. Та зажмурилась.

То, что произошло потом, описать весьма сложно.

Рука повисла в воздухе.

Сложность в том, что Прин, в отличие от нас с вами, смотрела только на девушку, примерно ее ровесницу и сложенную плотно, как и она. То, что у той казалось апатией, было на самом деле глубокой собранностью. Прин вспомнилось, как ее дракон внезапно свалился в кусты и она подумала, что ей крышка; она могла лишь крепко держать поводья, сохранять спокойствие и стараться не поломать ноги о камни. У нее получилось…

О своем спутнике она и думать забыла. Он шел себе дальше, и Прин невольно следовала за ним.

Взгляд молодого красавца упал на них, и рука его тут же повисла в воздухе.

– Что? – крикнул он. – Будешь освобождать каждый кусок верблюжьего дерьма на этой канаве?

Черноволосая девушка, не глядя на великана и прикрывая руками грудь, отошла назад то ли в гневе, то ли в смущении. Ее сразу окружили еще пять женщин: одна держала ее за плечо, другая подскакивала, стараясь разглядеть ее из-за спин остальных.

Красавец, шагнув было к ним, оглянулся на великана, точно спрашивая его разрешения. Такового, видимо, не последовало: красавец снова плюнул, подбоченился, обратил свою кровоточащую грудь в другую сторону и ушел. Люди отворачивались и расходились. Прин взглянула на великана – он грыз теперь другой ноготь.

– Это кто? – спросила она, когда они пошли дальше.

– Нинкс… так его зовут вроде бы. Он защищает – верней, запугивает – молодых девчонок, которые боятся работать одни.

– Ты, наверно, побил его раньше, вот он и боится.

– Нет, я его и пальцем не трогал. Если б до драки дошло, я б его скорее всего убил, хотя он вполовину моложе меня. Думаю, он и сам это знает. – Гигант ухмыльнулся, показав сломанный зуб. – Я иду своей дорогой и делаю что хочу, а уж как Нинкс это понимает – дело его. И поскольку понимает он правильно, убивать его, может, и не придется. За меня это сделает кто-то другой – еще до конца года, об заклад бьюсь. В большом городе разные такие знаки полезно распознавать. Ты, говоришь, грамотная? Скоро и ты научишься.

– А от меня он чего хотел?

– Думаю, того же, что от той девушки. Когда я был мальчишкой, у девок уличных была своя гильдия – всего пару лет, как распалась. Они назначали цены, нанимали лекарей и крепких парней для охраны. Снимали комнаты в ближних гостиницах по дешевке, на час – теперь-то за один дневной час с них дерут вдвое больше, чем с обычного постояльца за ночь. Все, кто в гильдии состояли, нынче подались в куртизанки, а новенькие перебиваются на мосту кто как может. Говорят, пиво придумали варвары на юге всего семьдесят пять лет назад, – продолжал великан задумчиво, почесывая живот. – Вот с чего у меня пузо такое, – засмеялся он, – да и у тебя тоже!

Прин не знала, что такое пиво, – может, оно и впрямь виновато в ее полноте?

– Давай-ка я покажу тебе… – сказал великан в конце моста, но тут перед ними выскочил мальчуган – если не тот юный варвар, что торговался с мужчиной в тоге, то не иначе один из его пресловутых братьев. Зеленые глаза моргали, переходя с великана на Прин.

– Не сейчас, дружок, – сказал раб. – Может, вечером приду, если вспомню.

Мальчишка улепетнул.

– Покажу тебе, – договорил великан, – самое любопытное, что на Шпоре есть: Старый Рынок.

Сразу за мостом начинались лотки под серыми и зелеными навесами и лавчонки под тростниковыми крышами. Носильщики тащили корзины с фруктами, зерном, рыбой, посудой, разными инструментами – порой даже с другими корзинками. Женщины с грохотом катили тачки по красным кирпичам, протершимся кое-где до древнего зеленого камня. Этот рынок был по меньшей мере впятеро больше, чем элламонский. Шагая через него, немногословный до сих пор великан заговорил вдруг с непонятным для Прин волнением.

– Город завораживает, и все, кто приходит в него, ждут как раз этого. Может быть, некоторые сельские рынки дают людям какое-то смутное понятие о больших городах? Нужно ли вообще строить рынки и города вокруг них? – Прин с великаном шли между двумя рядами ларьков: слева деревянные грабли и медные молотки, справа зеленые, желтые, красные овощи. – Стольный город, стоящий посередине империи, показывает тебе всё, что его окружает; он словно карта – расстояния и приметы, правда, здесь не прочтешь, зато хорошо видишь разные материальные и духовные свойства. Люди приносят сюда свои товары, свои ремесла; стоит только посмотреть, кто ходит по здешним улицам, кто живет в здешних хижинах и здешних дворцах, чтобы получить представление о целой стране. Я ведь говорил тебе, что этот квартал заселяют варвары, пришедшие с юга? А чуть западнее, у Кхоры, живут уроженцы северных долин. Они до сих пор носят одежды светлых тонов и капюшоны – старухи надвигают их пониже, мужчины откидывают; их длинные подолы до колен замараны уличной грязью, которую на своей зеленой родине они не знавали. Двумя улицами ниже ты найдешь выходцев из пустыни: у мужчин медная проволока в ушах, у женщин пурпурные точки на подбородке. Если мальчишки из пустыни, стоящие кучками у своих глинобитных стен, видят жителя долин, они выкрикивают те же слова, что кричали бы в земле своих предков, выезжая на верблюдах навстречу длиннополым захватчикам.