— Увидимся завтра, — отсалютовал кружкой Шайя.

— Как говорил старина Киплинг: «…и это второй из рассказов о Маугли», — с улыбкой кивнул Чамберс.

21 год по летоисчислению Нового мира.

Золотой прииск, к северо-востоку от перевала Арч-Корт.

Постовых, охранявших лагерь, тихо вырезали. Эти двое караульных, которые лениво тянули службу, умерли быстро. Один из них захрипел, но рядом шумел ручей, и его никто не услышал.

Прииск небольшой, и проблем с ним не было. Кто-то еще стонал, призывая Аллаха, но было поздно. Банду, ночевавшую в палатках, просто забросали гранатами, а немногих выживших, кто успел выскочить из палатки, расстреляли в упор. Молча, без церемоний и криков. Это лишние люди. «Мясо». Все, что они могли рассказать, было уже известно. На территории прииска всего одиннадцать боевиков. Асхад, убитый Каримом, и десять уже дохлых головорезов.

Пленники, вытащенные из неволи, никогда хорошо не будут выглядеть. Как физически, таки психически. Существует определенный порог, который делит жизнь на две полосы: «до» и «после». По этой причине оружия им не дали. Кроме двоих, знакомых Никите по Демидовску.

— Никита, ты хорошо знаешь этих людей? — спросил у него отец.

— Да, — твердо сказал Никита, — они настоящие бойцы.

— Настоящие бойцы в плен не сдаются, — наставительно подметил Шайя. — Хотя… разные ситуации случаются. Но и доверять им, в нашем случае, это непростительная глупость.

— Ладно, Никита, выдай им оружие, — пожал плечами Нардин-старший. — Подберешь что-нибудь, не тяжелое. Другим пленникам оружие не давать.

— Уверен? — спросил Карим, протягивая Нардину-старшему зажигалку.

— У нас все равно нет другого выбора.

— Может, ты и прав. Но верить им нельзя. Никому нельзя верить. Особенно тем людям, которых ты вытащил из рабства.

— Тем более, — уточнил Поль и повторил: — Тем более — людям, которых ты вытащил из рабства. Согласен, они сейчас что угодно придумают, лишь бы выбраться на волю. Мы и так слишком рискуем, связываясь с этими людьми. Кто даст гарантии, что они не выстрелят тебе в спину? Просто так… из любви к искусству. Помнишь, как…

— Помню, — перебил его Карим, — у меня память хорошая.

Это случай из далекого прошлого. Ни Карим, ни Поль не любили вспоминать некоторые моменты из прошлой жизни. Как и этот. Однажды, примерно в 1980 году по летоисчислению Старого мира, им пришлось участвовать в одной операции по освобождению заложников. И ситуация была очень похожая. Наркоторговцы, уверенные в своей безнаказанности, заброшенная глухая деревня и горстка похищенных белых. Среди заложников оказалась молодая красивая девушка, которая была дочерью одного французского политика. Не очень известного, но с хорошими связями в верхах. И вот этот папочка поднял такую шумиху, что легче было перебить половину жителей Южной Америки, чем уклониться от этой операции. Хотя дело можно было решить и мирными методами. Так или иначе, но девушку пришлось спасать. У легионеров был прямой и недвусмысленный приказ — пленных не брать. Кто-то из больших мальчиков, сидящих в Париже, решил совместить приятное с полезным. Акцию спасения с акцией устрашения. Наркоторговцев убили, девушку спасли. И вот эта малолетняя шлюха, увидев одного из убитых торговцев, устроила истерику. Поначалу все решили, что это обычный стресс. Увы… Она улучила момент и добралась до оружия. Успела ранить одного легионера. Он умер спустя два часа. Одного — потому что Карим не стал играть в доброго дядю и пристрелил эту сучку. Как потом выяснилось, она была влюблена в убитого легионерами бандита. Как говорил Шайя — стокгольмский синдром, дьявол его раздери. Позже удалось выяснить, что захват заложников оказался обычным блефом. Дочка просто хотела получить немного денег от своего скупого папаши.

И вот сейчас был риск, что среди этих оборванцев могли оказаться приятели убитых бандитов. Да, и такое тоже бывает.

Рабов на прииске было немного. Десять мужчин и две женщины. Четыре испанца из Виго, один датчанин из Порто-Франко, пять русских из Демидовска, женщина из Новой Одессы и португалка из Сао-Бернабеу.

5 год по летоисчислению Нового мира.

Русское поселение.

Только не спрашивайте, что и почему.

Так получилось. Все. Точка. И это касается только нас двоих.

Я осторожно высвободил свою руку и оделся. Ленка еще спит, по-детски подсунув ладонь под щеку. Уткнувшись носом в подушку, как наш Рино. Я посмотрел на нее и даже улыбнулся. Мирная такая картина получилась. Домашняя.

Вышел на улицу, застегивая на ходу рубашку. Пока Лена спит, мне надо найти Чамберса. Он что-то говорил про небольшой отдых, но после письма Виктора надо обсудить ситуацию. Если так и дальше пойдет, то можно и до Базы не добраться. Нас раньше положат. Еще на подступах к форту. А умирать мне совсем не хочется. Особенно после того, что произошло сегодня.

Задумавшись, выхожу на улицу и иду по направлению к берегу. Там, рядом с домами поселенцев, стоят наши машины. Ребята отсыпаются после вчерашней гулянки. Навстречу идет староста. Судя по его движениям, он еще не протрезвел. Рядом с ним ковыляет еще один поселенец. С кожаной папкой под мышкой. Господи, уже и здесь бюрократы образовались! Голубая кровь и белая кость, дьявол их раздери! Прохожу мимо этой парочки, но через несколько шагов останавливаюсь. Потому что мне в спину несется пьяный рык старосты.

— Нардин, стоять!

— Чего?!

— Вы… Ты арестован!

— Ты что, старик, белены объелся?! С ума сошел? Убери пистолет, придурок!

— Нет, — староста качается из стороны в сторону, но пистолет держит твердо и уверенно. Эдак он и выстрелить может… — я тебя задерживаю. За сопротивление… ик… и преступления против Ордена.

— Я сам тебе и Орден, и Сопротивление, твою мать! Французское. Убери ствол, от греха подальше. Пока его в твою задницу не засунули.

— Нет, — он с упрямством осла мотает головой. Потом неожиданно рявкает, как наш капрал в Кастельнодари: — Нардин! Сдать оружие!

Судя по его виду, этот болван не шутит. Нет, я, конечно, могу отдать оружие и разойтись с ним тихо и мирно. Он пойдет дальше пить, а я? Сидеть под замком, пока наши не проснутся? Не самый лучший вариант вместо заслуженного завтрака.

— Пойди проспись! — Я еще пытаюсь договориться, но, судя по налитым кровью глазам, староста меня не слышит. Ему пострелять захотелось.

— Сдать оружие!

Выстрел! Пуля бьет в землю рядом с моим ботинком, поднимая облачко пыли. Ничего себе! Староста пытается что-то сказать, размахивая пистолетом, но я уже не слышу.

Ухожу влево, разворачивая тело боком, и рву пистолет из кобуры. Выстрел! Мягкий толчок отдачи — и староста дергается. У «сорок пятого» мягкая отдача. Это вам не резкая люгеровская «девятка». Только в дешевых детективах с мягкими обложками сорок пятый «лягается как слон». Еще два быстрых выстрела — и тело валится на землю. Бесформенно и мертво. Как мешок с навозом. Делаю шаг и чувствую боль в ноге. Твою мать! Этот придурок успел перед смертью не только нажать на спусковой крючок и выстрелить, но даже попасть. Снайпер придурочный! Выпущенная им пуля угодила в шлейку набедренной кобуры и ушла в сторону, распоров мясо на внешней стороне бедра.