Мисс Бенсон поделилась с братом своими сомнениями относительно того, что мистер Брэдшоу не предложил Руфи взять с собой Леонарда. В ответ мистер Бенсон только попросил сестру не высказывать эту идею Руфи. Он был вполне уверен, что это могло внушить Руфи напрасную надежду, а потом привести к разочарованию. Мисс Бенсон разбранила брата за холодность, но на самом деле он был полон сочувствия, хотя и не выражал его, а только готовился взять Леонарда с собой на длинную прогулку в тот день, когда его мать оставит Эклстон.

Руфь плакала до тех пор, пока на это хватало сил, и устыдилась, заметив серьезные и удивленные взгляды воспитанниц, которые были уже душой в Абермауте и которым мысль о возможности смерти их любимых существ никогда даже не приходила в голову. Гувернантка, подметив недоумевающие выражения их лиц, вытерла слезы и заговорила веселее. Когда они прибыли в Абермаут, Руфь уже восхищалась новыми видами так же, как и девочки. Ей было нелегко противиться их просьбам немножко побродить по берегу, но Лиза за этот день утомилась больше, чем за все предыдущие недели, и Руфь решила поступить благоразумно.

Между тем дом мистера Брэдшоу в Эклстоне готовили для предвыборного гостеприимства. Перегородку между неиспользовавшейся гостиной и учебной комнатой сломали, чтобы сделать на ее месте раздвижные двери. Был приглашен «изобретательный» местный драпировщик. (И какой городок не имеет подобного хитроумного драпировщика, которым гордятся, утверждая что его столичные собратья не имеют такого воображения, и который посматривает на всех с презрением гения?) Мастер явился и высказал мнение, что «нет ничего проще, чем превратить ванную комнату в спальню с помощью небольшой драпировки, скрывающей кран душа». По его мнению, надо было только как следует спрятать ручку крана, чтобы ничего не подозревающий обитатель ванны-кровати не принял ее за звонок.

Мистер Брэдшоу нанял в городе настоящую кухарку на месяц, к крайнему негодованию его собственной кухарки Бетси. От злости та сделалась ярой сторонницей мистера Крэнуорта, едва услышав о намерении отнять у нее неограниченную власть в кухне, где она царствовала целых четырнадцать лет. Миссис Брэдшоу, когда у нее выпадала свободная минутка, вздыхала, жаловалась и удивлялась, зачем их дом превращают в гостиницу для этого мистера Донна, ведь Крэнуорты никогда не приглашали к себе избирателей, а они живут в Крэнуортхолле чуть ли не со времен Юлия Цезаря, и если это не старая почтенная семья, то она уж и не знает, кто они такие.

Хлопоты несколько смягчили Джемайму: для нее тоже нашлось дело. Она совещалась с драпировщиком; утешала Бетси до тех пор, пока та не смолкала, продолжая молча сердиться; убеждала мать прилечь и успокоиться, а сама ходила покупать различные вещи, нужные для того, чтобы сделать дом поудобнее для мистера Донна и его представителя, друга парламентского агента. Сам агент так и не появился на сцене, но тем не менее дергал за все ниточки. Его друг — некто мистер Хиксон — был, как говорили, не имеющим практики адвокатом. Однако сам он высказывал сильное отвращение к закону — «большому надувательству» со всеми его закулисными интригами, раболепством, приспособленчеством и бесконечными обременительными формальностями, церемониями и устаревшими, мертвыми словами. Поэтому, вместо того чтобы поддерживать реформу законодательства, мистер Хиксон красноречиво выступал против нее, причем говорил таким жреческим тоном, что оставалось только удивляться, как он мог быть дружен с парламентским агентом, о котором мы уже упоминали. Однако сам мистер Хиксон утверждал, что борется только с пороками закона, делая все от него зависящее, чтобы возвратить в парламент некоторых его членов, обязавшихся произвести законодательную реформу по его, мистера Хиксона, плану. Однажды он высказался очень доверительно:

— Если бы вам нужно было уничтожить чудовище с головами гидры, стали ли бы вы сражаться с ним на шпагах, как с джентльменом? Разве не схватили бы вы первое, что попадется под руку? Так я и поступаю. Главная цель в моей жизни — это реформа английского законодательства. Стоит либералам получить большинство в палате, и дело сделано. И я считаю себя вправе пользоваться человеческими слабостями для достижения такой высокой и даже святой цели. Само собой разумеется, если бы люди были ангелы или просто безукоризненно честны и неподкупны, мы бы и не стали их подкупать.

— А могли ли бы вы их не подкупать? — спросила Джемайма.

Разговор шел за обедом у мистера Брэдшоу, где собралось несколько гостей по случаю встречи мистера Хиксона; в числе их был и мистер Бенсон.

— И не могли бы, и не стали бы, — ответил пылкий адвокат, пренебрегая в горячности сущностью вопроса и сразу выходя в безбрежное море своего красноречия. — Однако при настоящем положении вещей те, кто хочет достичь успеха даже в добрых делах, должен снизойти к людским слабостям и действовать разумно. И потому я еще раз повторю: если мистер Донн — это тот человек, который соответствует вашим намерениям, и у вас добрые, высокие, даже святые намерения…

Мистер Хиксон помнил, что его слушатели — диссентеры, и решил почаще употреблять слово «святой».

— …тогда, говорю я вам, мы должны отбросить излишнюю деликатность, которая годилась бы для острова Утопия или тому подобного места, и принимать людей такими, какие они есть. Они скупы, и не мы сделали их такими, но раз мы имеем с ними дело, то придется учитывать их слабости. Они беспечны, неблагоразумны, за ними числятся маленькие грешки, и наш долг смазать эти винтики. Славная цель — реформа законодательства оправдывает, по моему мнению, все средства ее достижения — то законодательство, от занятий которым я вынужден был отказаться, поскольку был слишком совестлив!

Последние слова он произнес негромко, как бы про себя.

— Не следует делать зла для того, чтобы достичь блага, — сказал вдруг мистер Бенсон и сам испугался того, как громко прозвучали его слова. Перед этим мистер Бенсон долго молчал, и теперь его голос как бы вырвался на волю.

— Воистину так, сэр, воистину, — ответил мистер Хиксон, поклонившись. — Это замечание делает вам честь.

Мистер Хиксон пересел на другой конец стола и принялся делиться своими соображениями о выборах с мистером Брэдшоу и двумя одинаково горячими, но не одинаково влиятельными сторонниками мистера Донна.

Однако мистер Фарквар повторил слова мистера Бенсона и на том конце стола: он и Джемайма сидели подле миссис Брэдшоу.

— Но при нынешнем положении дел, — добавил мистер Фарквар, — как говорит мистер Хиксон, трудно действовать по этому правилу.

— Ах, мистер Фарквар! — с негодованием и со слезами разочарования в глазах воскликнула Джемайма.

Ее рассердила речь мистера Хиксона. Возможно, причиной ее гнева послужили и попытки гостя полюбезничать с дочерью своего богатого хозяина, которые она отвергла с отвращением женщины, чье сердце уже занято. Джемайме сейчас хотелось быть мужчиной, чтобы высказать свое негодование насчет этого смешения правды и лжи.

Она была благодарна мистеру Бенсону за его ясное и краткое высказывание, исполненное высшей силы, против которой было нечего возразить. И вот теперь мистер Фарквар встает на вражескую сторону. Это было очень неприятно.