Уж слишком мятущиеся у них души; слишком тоскуют они по высоте, по высочайшей высоте!

Влечет вершина горы.

В каждом селеньи бывает такой тоскующий, в иных даже много их — они вот и тянутся вверх…

Тянутся.

И чем выше — все тоньше и тоньше хребет горы. Во время блужданий, бывает, столкнутся.

А столкнутся…

Грустной тогда становится сказочка, грустной и страшной.

Тоскливые повести, кровавые битвы!..

* * *

Ткется сказочка…

В каждом селеньи бывает тоскующий, а в иных даже много их…

По вершине тоскуют они…

По ветрам, по сильным; по орлам могучим; по широкому, вольному небу; по ясному, яркому свету; по чудесному солнечному восходу…

Влечет вершина горы…

Поодиночке идут они. Межами полей шагают они. Из виноградных шатров выходят. По краям шахт скользят. Прыгают через камни и скалы, обгоняя дикую козу…

С тоскующими взорами, устремленными в высокую высь, бредут они; навостренными ушами ловят они шумы высей — и, бывает, столкнутся…

Столкнутся — и испугаются…

И удивленные, недоверчиво остановившись, разглядывают друг друга.

Из разных концов пришли они, разными путями шли и по-разному одеты, неодинаково острижены, и по-разному покрыта их голова.

Приветствуя друг друга, заикаются:

— Мир вам!..

Каждый произносит это на своем языке, на своем "единственном" языке. По-чужому звучит это в ушах у другого — как-то жестко, не по-человечески, враждебно. Каждому кажется, что другой ему угрожает.

"Он меня оскорбляет, бранит".

И тут они приходят в столкновение:

— Если ты человек, ты должен верить в…

При этом называют имя бога, "единого бога".

На двух языках произносятся два имени бога. И каждый думает о другом:

"Говорит он не по-человечески и к тому же в бога не верует…"

И готовятся к бою.

Перед битвой каждый призывает своего бога на помощь.

На разных языках говорят они. Разные имена называют. И думает каждый про себя: "Он издевается надо мной да еще богохульствует!"

Или: "Он поклоняется другому богу, не настоящему богу, злому богу!"

Разгорается все сильнее ненависть, и они дерутся. Дерутся не на жизнь, а на смерть.

И один побеждает — один и его "единый" бог.

А побежденный проклинает или благословляет своего бога и падает сраженным.

Катится тело побежденного вниз по горе. И стелется кровавый след по горе, по склону, высокой, большой горы.

А победитель, вознесши благодарения своему богу на своем языке, взбирается снова все выше и выше.

С каждым днем растет число тех, которые тоскуют в селениях и, сталкиваясь там, на склоне горы, вступают в битву…

Растет тоска, которая гонит все выше и выше, растет гнев против дикаря, встреченного на пути; против дикого животного, не верующего в бога, у которого не настоящий бог и который лепечет на каком-то нечеловеческом языке…

И с каждым разом все выше поднимается человек с его гневом, а с человеком — все выше распря и битвы…

С каждым разом битвы все ближе к вершине горы…

И все чаще и все с большей выси катятся мертвые тела побежденных вниз по горе. И, цепляясь за острые камни и скалы, разбиваются в окровавленные куски. И все чаще плещет там кровь, все больше кровавит хребет горы, все чаще струится она вниз по горе, вниз…

Трупы растерзанных богохульников, скатывающихся вниз, делают все тучней и тучней землю у подножья горы; все полней, благодатней колосья пшеницы и ржи; налиты и цветущи виноградные гроздья, слаще сок винограда; все обильней трава под копытом у дикой козы, все лучше и жирнее молоко, которое дает она пастуху…

А тоскующие победители благодарят господа бога и взбираются все выше и выше…

* * *

И повествует еще сказочка:

Плодятся и множатся селенья у подножья горы. Растет число тоскующих по высоте, увеличивается и количество поднимающихся ввысь…

Все опасней и опаснее дорога ввысь — к могучим орлам и вольным ветрам, к восходу солнца и широким небесным просторам…

Все больше диких, косноязычных богохульников там, на хребте.

И лезут уже туда вооруженными. И все чаще и чаще сталкиваются там вооруженные отряды. А при каждой встрече там битвы, и все во имя бога, во имя бога "единого"…

И выходит пастух из шалаша, горняк — из своей ямы, из виноградника выбегает виноградарь, спешит землепашец от своего плуга, рыбарь от берега пруда и охотник из дремучего леса… И все вооружены.

И все чаще, ожесточенней битвы…

Гудит гора от беспрерывных боев — от звона оружия, от битвенных возгласов и… от имени бога, которого призывают здесь на разных языках.

И грудами катятся вниз мертвые тела, разбиваясь о камни и скалы. И реки кровавые текут вниз по горе, струяся и пенясь.

И с каждым разом внизу все тучнее земля; полнее колосья пшеницы, овса и ржи; слаще и пламенней вино; все сытнее корм дикой козе там, среди камней и скал, все жирнее и лучше ее молоко…

* * *

Но вот однажды, так рассказывает сказочка, двое, разгоряченные борьбой, гоняясь друг за другом, очутились внезапно на самом гребне горы, и они утонули в море света — ярчайшего, прозрачнейшего света высей.

И сразу и неожиданно услыхали они друг друга и поняли; и каждый в другом человека признал; услыхал из уст его одно и то же имя божие, и бросились они друг другу в объятья.

И вслед за ними пришли и другие и выкупались в свете высей, а за ними еще и еще многие, — и все они стали говорить на единственно человеческом языке — языке света, лучей…

И была радость!

Но внезапно донесся до их ушей снизу шум битвы, гора наполнилась гулом сражений.

Внизу произошло то, что должно было произойти. Как наверху мятущиеся одинокие, так внизу селенья, в конце концов, столкнулись между собой.

Множились, плодились селенья, ширились, росли. И все уже, теснее становились просторные когда-то поля и вольные леса. И вот столкнулись — охотник с охотником, землепашец с землепашцем, горняк с горняком под землей.

— Чужестранцы пришли! Чужаки пашут нашу землю! Пришельцы удят рыбу в наших прудах! Косноязычные вгрызаются в нашу землю! Неверующие захватили наши виноградники! Поклонники фальшивых и злых богов забрали дикую козу!..

Так вопили там.

И вспыхнула во всех концах война… Тогда побратавшиеся на вершине поспешили вниз: — Тише! Долой оружие! Все тут равны! Есть один-единственный человеческий язык — язык света, лучей…

* * *

И это вот, рассказывает сказочка, было началом… Началом вечного мира…

Вечного мира в стране Гдето, у подножья большой, высокой горы…

. . . . .