первую очередь бухгалтер Бланш Уотсон, совместно придумали множество уловок и хитростей, чтобы казалось, будто в преступлении виновен один лишь Римус.

– После того как мы продемонстрируем вам, – завершил Сиббальд, в последний раз пройдясь вдоль скамьи присяжных, – что обвиняемый хладнокровно и обдуманно, целенаправленно, намеренно и жестоко выстрелил в беззащитную женщину и убил ее, мы будем просить вынести вердикт, предполагающий максимальное наказание.

Как только Сиббальд вернулся на место, к жюри расслабленной походкой двинулся Элстон.

– Предполагалось, что в этом процессе со вступительной речью выступит сам обвиняемый, – пояснил он. – Но по причине серьезных проблем с голосом он попросил меня произнести речь вместо него.

Публика ответила ропотом разочарования.

– Мы рассчитываем продемонстрировать вам, дамы и господа, что в тот момент, когда Джордж Римус произвел выстрел, унесший жизнь Имоджен Римус, он не владел собой, не был нормальным здравомыслящим человеком, не был способен к умыслу, размышлению, предварительному обдумыванию и намерению убить.

Он сделал паузу. Стало слышно, как Римус с хлюпаньем высасывает сок из половинки лимона.

Элстон продолжал:

– Будут представлены доказательства, что до того, как сесть в тюрьму Атланты, он жил со своей женой Имоджен Римус; что отношения между ними были исключительно нежными и крепкими; что после его заключения под стражу эти отношения продолжали носить тот же характер, и миссис Римус даже приезжала в Атланту, чтобы часть времени проводить там рядом с мужем. Будут представлены доказательства, что их чувства были настолько сильны, что она, ползая на коленях, отмывала полы в его камере.

Судебный художник набросал портрет Римуса, впившегося в свой лимон. Элстон назвал главного злодея этой истории, агента Министерства юстиции Франклина Л. Доджа, и подлинное преступное намерение – результат сговора между ним и Имоджен. Этот сговор и стал причиной “психического состояния”, от которого Римус страдал в течение двух лет – вплоть до дня, когда произвел роковой выстрел. Этот заговор, зародившийся в Атланте, когда Римус находился за решеткой, включал в себя и доносы в иммиграционное ведомство, и кражу денег и ценностей (“даже канделябров и привинченных к стенам диванов”), и разнообразные планы его убийства.

– Я не стану излагать все подробности этого сговора, – сказал Элстон. – Могу лишь упомянуть некоторые самые яркие моменты. Мистер Римус обратил мое внимание на определенные факты.

Впервые за все утро Римус встал с места. Шерифы подобрались, ожидая схватки.

– Простите, – произнес он негромко и хрипло. – В протокол внесено, что я потерял голос?

– Все, что вы говорите, стенографируется, мистер Римус, – ответил судья Шук.

– Миссис Римус неоднократно заявляла, что намерена выйти замуж за Доджа, как только получит развод, – продолжал Элстон. – И эти факты обвиняемый прокручивал в голове тысячи раз на дню… И чем больше он думал о них, тем глубже они проникали в его разум, застревали там и терзали его.

К концу отведенных ему двух часов Элстон сказал, что убежден – присяжные сочтут обвиняемого невиновным по тем статьям, что ему вменяются.

– Благодарю вас, – закончил он и сел.

Задняя дверь чуть приоткрылась, впуская тонкий лучик солнечного света. Вошла Рут Римус, вся в черном, лишь стук ее каблучков нарушал воцарившуюся в зале тишину. Она прижимала к лицу носовой платок и сохраняла самообладание, пока не увидела отчима и не разразилась слезами. Римус заморгал и потянулся за платком, но так и не заплакал.

Алиенист № 2

Эрл Армитидж Бейбер, управляющий больницей Лонгвью в Цинциннати, специализировался на лечении “психических расстройств”. Помимо того, что наблюдал за Римусом во время процесса, он еще опрашивал его по четырем различным делам в окружной тюрьме Гамильтона. Бейбер с уважением относился к работам Крафт-Эбинга, которые сильно повлияли на Римуса, однако определение сумасшествия, данное этим психиатром, считал устаревшим. Сам Бейбер трактовал это состояние как “продолжительное отклонение от нормальной способности человека думать, действовать и чувствовать”. Впрочем, он признавал, что о сумасшествии в современной медицинской науке написано больше, чем о какой-либо иной болезни, и потому невозможно вместить столь сложное явление в несколько кратких слов. Из двадцати пяти определений безумия, данных различными врачами, ни одно не повторялось.

– Неужели вам неизвестно, что нельзя лишать человека жизни? – спросил доктор Римуса.

– Разумеется, известно.

– А что такое, по вашему мнению, убийство Доджа – это дурной поступок?

– С точки зрения морали – нет. С позиции закона – да.

– Как это понимать?

– Ну послушайте, у этого человека, вне всякого сомнения, тьма врагов. Он предал каждого, с кем имел дело, этот господин Додж.

Доктор осведомился, задумывался ли Римус о последствиях убийства жены.

Римус запнулся, взглянул прямо в лицо доктору и произнес:

– Мне все равно, обращусь я в прах или нет.

Провалы в памяти

В подтверждение своей теории о преступном намерении обвинение вызвало Эдварда Т. Диксона, адвоката Имоджен в деле о разводе. Он подтвердил, что вечером накануне гибели Имоджен приходила к нему в офис.

– Готовы ли были ваши свидетели явиться в суд на следующий день? – задал вопрос Сиббальд.

– Да.

– А вы были в суде в тот день?

– Нет, – ответил Диксон и добавил, что помчался в больницу, едва услышав о том, что случилось в парке.

Следующий вопрос Сиббальд тщательно обдумал. Ему требовалось подчеркнуть, что Римус никому не посылал повесток, – это означало, что он не планировал вызывать свидетелей, поскольку заранее знал, что никакого развода в суде не будет.

– Известно ли вам, что обвиняемый Джордж Римус посылал повестки…

– Протестую, – перебил Элстон.

Судья отклонил протест и обратился к Диксону, повторяя вопрос:

– Известно ли вам, что обвиняемый вызывал на судебное заседание свидетелей?

– Да.

– Он рассылал повестки? – перехватил инициативу Сиббальд.

– Могу я быть выслушан, – вмешался Римус, – прежде чем прозвучит ответ?

Его больное горло чудесным образом исцелилось, и лимон сменила жевательная резинка.

Шук отклонил протест, но Римуса это не остановило:

– В деле было много показаний, ваша честь, много показаний.

– Прошу суд обратить внимание, – перебил его Сиббальд, – мы в данном вопросе обсуждаем не наличие показаний. Мы говорим о повестках.

Существенное уточнение. Показания свидетелей Римус собирал в начале 1926 года (предположительно, до того, как решил убить жену), а в повестках должна была значиться дата судебного заседания по делу о разводе – дата убийства Имоджен.

– Ваша честь, – возразил Римус, – протоколы показывают, что показания были получены на основании повесток.

Сиббальд всполошился. Несмотря на попытки Римуса запутать присяжных, выдавая повестки и показания свидетелей за одно и то же, истина не должна пострадать: обвиняемый не готовился к слушаниям по разводу, потому что планировал убить жену.

– Ваша честь, вы предупредите присяжных, что они не должны принимать во