Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свечи нашлись на самом дне второго ящика. Ровно три штуки. Немного повозившись и уронив несколько капель расплавленного воска на пальцы, я поменял прогоревшие свечи на новые.
— К вам посетитель, сир. — В мой рабочий кабинет осторожно зашел один из несущих ночную службу стражников.
— В такой час? — изумился я. — До утра он подождать не может?
— Не знаю, сир. Но вот, вам просили это передать. — Стражник направился к моему столу. Моя рука сама замерла возле рукояти меча. Осторожность? Паранойя? К Падшему, я уже давно смирился с некоторыми своими привычками. И лучше уж быть живым параноиком, чем мертвым дураком, ожидающим от судьбы только хорошего. А я видел слишком много смертей и предательств, чтобы доверять этой своевольной тетке.
Подошедший орк положил на стол передо мной массивный золотой перстень. В свете свечей блеснула рубиновая химера. Меня бросило в жар: этот перстень я узнал бы из тысячи.
— Зови сюда. Немедленно! — махнул я стражнику.
Когда стражник ушел, я жадно схватил перстень-печать и долго его рассматривал. Да. Сомнений больше не было. Это именно тот перстень, который я подарил Эйвилин. Ну где там этот посланник?! Поднявшись из-за стола, я несколько раз нервно прошелся от стены к стене. Проверил на всякий случай, легко ли выходит из ножен Химера. Наконец стражник вернулся, за ним в кабинет проскользнула тонкая фигура, с ног до головы укутанная в насквозь промокший плащ.
— Оставь нас, — кивнул я стражнику.
Подождав, пока мы останемся одни, незнакомец скинул промокший плащ. Я замер, не в силах поверить собственным глазам:
— Эйвилин, это ты? Правда ты?.. — Я сам не понял, как девушка оказалась в моих объятиях.
— Мне больше некуда было идти, — тихо ответила она, пряча голову у меня на груди.
Не знаю, сколько мы так простояли, вжавшись друг в друга, словно стараясь слиться воедино. Война, люди, эльфы — все это стало как-то блекло и далеко. Внезапно тело Эйвилин обмякло в моих объятьях. Голова девушки безвольно упала назад.
— Эйвилин, что с тобой? — Я подхватил на руки потерявшую сознание девушку. — Эй! Кто там есть! Стража! — От моего яростного крика проснулась, наверное, половина дворца. Один раз я ее уже потерял, и если сейчас с ней что-нибудь случится, эльфы пожалеют о своем появлении в этом мире.
Несколько стражников, сверкая обнаженными мечами, неуклюже ввалились в мои покои. Видимо, они решили, что мне угрожает опасность.
— Магистра Мартина ко мне! Срочно! — рыкнул я, бережно перенеся Эйвилин из кабинета в свою спальню и положив на кровать.
От мысли, что девушка может умереть прямо у меня на глазах, стало страшно. Мне показалось, что она уже не дышит.
— Где носит моих магов, когда они так нужны?! — Мой голос сломался: злой хрип перешел в яростное шипение.
— Что случилось, сир! Покушение? Вы не ранены? — Мартин влетел в мою спальню в одном ночном халате и мягких тапочках на босу ногу: похоже, стражники подняли его прямо с постели.
— Я в порядке. Осмотрите светлую леди. Она потеряла сознание.
Встревоженный и слегка запыхавшийся Мартин сел на постель рядом с телом Эйвилин. Пощупав пульс, он укоризненно поцокал языком и нахмурил брови. Склонив голову и приложив ухо ко рту девушки, маг проверил дыхание.
— Что с ней? — жадно спросил я.
— Сильное магическое и физическое истощение. Плюс остаточные следы какого-то очень сильного заклинания, — покачал головой Мартин, положив ладонь на лоб Эйвилин.
— Она поправится?
— Не стоит беспокоиться, — видя, как помрачнело мое лицо, поспешил успокоить меня маг. — Хороший отдых, постельный режим и усиленное питание. Побольше фруктов, молока и меда. Вот, пожалуй, и все, что я могу посоветовать.
— Хорошо, — кивнул я. — Она точно поправится?
— Вам бы тоже не помешал отдых, сир, — тактично заметил Мартин.
В ответ я упрямо покачал головой.
— Эйвилин поправится? — в третий раз спросил настойчиво.
Мартин страдальчески поднял лицо к потолку. Кажется, впервые на моей памяти всегда вежливому и спокойному, как скала, магу захотелось крепко выругаться.
— Агх! — шумно выдохнул магистр, но сдержался. Вот что значит хорошее воспитание. — Если вы не против, сир, то я пойду. Время позднее. С ней все будет в порядке! — добавил он на всякий случай, видя, что я хочу ему что-то сказать.
— Доброй ночи, магистр, — кивнул я.
— Хотелось бы мне пожелать вам того же, сир, — укоризненно покачал головой маг, — но вы вряд ли внемлете моему совету.
Сразу после ухода Мартина я аккуратно снял с Эйвилин сапоги и дорожный плащ. Под которым, к моему удивлению, у нее оказалась только знавшая лучшие дни ночная рубашка. Мои скулы свело от бессильной ярости. Что же ей пришлось пережить за эти дни!
Плотнее закутав Эйвилин в одеяло, я некоторое время молча сидел рядом, сжав ее левую ладонь. Слова мага немного успокоили бушевавшую во мне бурю страха, ярости и злости, но заставить себя отойти от нее хоть на шаг я просто не мог.
Не знаю, сколько прошло времени. Наконец усталость начала брать свое, мои мысли стали путаться, веки налились свинцом. С сожалением отпустив руку девушки, я устроился в кресле рядом с постелью и задремал, положив на колени ножны с Химерой.
* * *
«Мертвы?! Нет! Не может быть!» — тяжелым набатом билось в ее голове.
Из ниоткуда на плечо Эйвилин опустилась тяжелая рука, резко развернув назад.
— Я знал, что мне не померещилось! Ого, да тут лакомый кусочек! Смотрите, какая милашка. — Нависающий над ней воин, крепко обхватив ее руку длинными пальцами, вытащил девушку из ее укрытия к огню.
— Да ты только глянь! Она уже сама почти готова, — хохотнул пленитель, грубо сдернул с Эйвилин плащ, под которым у девушки была лишь заправленная в штаны ночная рубашка. — Не дергайся, киска. И будь хорошей девочкой. Если нам понравится, то мы не станем спрашивать, что ты тут делаешь и от кого прячешься! — произнес он, тяжело дыша.
По-хозяйски притянув Эйвилин к себе, эльф запустил левую руку в глубокий вырез ее ночной рубашки. Все еще ошеломленная новостью о смерти родителей, Эйвилин не нашла ничего лучше, как вцепиться зубами в руку воина. Заорав от боли и неожиданности, эльф выпустил ее руку.
— Сучка, кусается! — взревел он, с силой отталкивая девушку от себя.
Отлетев в сторону, Эйвилин больно ударилась спиной о стену.
— Мертвы. Мертвы… — эхом шептала она сквозь едва приоткрытые губы, вновь поднимаясь на ноги. Внезапно ее захлестнула волна дикой ярости.
Самым первым умер ее неудачливый пленитель. С пальцев Эйвилин сорвалась небольшая искорка и впилась в грудь эльфа. Тот замер, его лицо исказилось в гримасе ужаса и боли. Дико закричав, он стал рвать на себе одежду. Его захмелевшие товарищи, сидевшие у костра, не сразу поняли, что случилось. Однако пьяный смех и ободрительные возгласы быстро оборвались. Изо рта пораженного заклинанием Эйвилин эльфа повалил дым, последний самый страшный и отчаянный крик боли поднялся к небесам. Кожа эльфа лопнула и, полыхая, расползлась, словно сгорающая бумага. Пламя резко потухло, а обугленное тело упало на землю, оставив в воздухе тошнотворный запах горелой плоти.