– Я ничего не хочу об этом знать! Все кончено, Фрэнсис. Что было, то быльем поросло. Оставь меня в покое.

– Черт побери, Энн! Я привяжу тебя к стулу, если потребуется, но ты меня выслушаешь! – взорвался Фрэнсис, вскочив с кровати. – А теперь сядь!

Энн тут же села, даже не успев возмутиться, что он смеет ею командовать.

– Прошлой весной, – начал Фрэнсис вполголоса, – все было не так, как я сказал в тот день. Я не мог тогда открыть тебе правды, но братья Маккензи привезли мне новости, изменившие все мои планы. Гленкеннон подал прошение королю, чтобы меня объявили изменником. Меня запросто могли отправить на виселицу.

Энн ошеломленно уставилась на него, не зная, можно ли ему верить.

– И прошение… было удовлетворено? – спросила она, задержав дыхание.

Фрэнсис покачал головой:

– Нет, дорогая, хотя в тот момент похоже было, что в скором времени мне придется бежать во Францию. Будь у меня тогда больше времени, я, наверное, смог бы что-нибудь придумать. Видит бог, я не хотел причинять тебе боль, но я знал, что ты не можешь остаться в Кеймри. – Фрэнсис прошелся по комнате и остановился перед ее стулом. – Мне казалось, что лучше тебе вернуться к Гленкеннону, чем стать женой изменника, объявленного вне закона. Я не хотел для тебя такой жизни, Энн.

Она упорно не сводила глаз со своих сложенных на коленях рук, пытаясь обуздать безумное волнение, охватившее ее. Он не хотел отсылать ее прочь! Господи боже, неужели он любил ее все эти долгие месяцы? Неужели он все еще ее любит? Неужели это правда?

– Почему же ты сразу мне все не сказал? Думал, я такая глупая, что не пойму? А может быть, тебе просто потребовалось время, чтобы придумать сказочку поубедительнее?

– Я думал, тебе так будет легче, потому и наговорил тогда… много разного. Мне не хотелось ранить тебя больше, чем было необходимо, и я решил, что лучше покончить со всем сразу, чтобы не было долгих сожалений с обеих сторон. И кроме того, я боялся за тебя, милая. Боялся того, что сделает Гленкеннон, если узнает, что ты меня любишь. – Он криво усмехнулся. – Я думал, твоя гордость поможет тебе быстро излечиться от этой влюбленности.

– Так и получилось, – сказала Энн, поднимаясь со стула и неверной поступью направляясь к окну.

– Но я упустил из виду одно, – добавил Фрэнсис, схватив ее за запястье, когда она проходила мимо. – Я не рассчитывал, что сам не смогу от нее излечиться!

Он притянул ее к себе и спрятал лицо у нее в волосах.

– Ты преследовала меня днем и ночью… каждую минуту с тех самых пор, как я отослал тебя прочь. Каждый камень Кеймри, каждая пядь этого проклятого берега напоминали мне о тебе. Мне некуда было от тебя скрыться, милая, ты не давала мне покоя. Ради всего святого, Энн, поверь, что я люблю тебя, – вздохнул он. – И что бы ни задумал Гленкеннон, даже если вся Англия и Шотландия будут против нас, ты будешь моей!

Его рот отыскал ее губы с такой нежностью, что сердце Энн заколотилось с неистовой силой. Все разумные мысли покинули ее, губы раскрылись ему навстречу. Этот поцелуй, полный самозабвенной страсти, обжег ей душу. Мир закружился вокруг нее, а потом и вовсе исчез. Руки Фрэнсиса и его губы остались единственной реальностью. Не было больше гордости или гнева, не было ни благоразумия, ни опасений, ни единой мысли – вообще ничего! По собственной воле, не спрашивая совета у разума, ее тело выгнулось ему навстречу, руки обвились вокруг его шеи. Впервые за несколько месяцев она почувствовала себя живой. «Он меня любит!» – ликовала Энн. Раньше он никогда не говорил ей таких слов – даже в ту незабываемую ночь на берегу.

Его могучие руки, державшие ее за талию, вдруг стали удивительно чуткими и нежными, ладони скользнули вверх и обхватили грудь. Потом его рука пробралась под полу капота и нащупала мягкую, как у младенца, кожу у нее на бедре, а губы проложили влажную дорожку поцелуев от ее щеки к плечу.

– Энн, Энн… я так давно тебя люблю, я так долго хотел тебя… – шептал Фрэнсис.

Энн почувствовала, как все ее тело содрогнулось; когда он подхватил ее на руки и перенес на постель, она не стала протестовать.

Бережно уложив свою ношу на покрывало, Фрэнсис опустился на кровать рядом с ней. Опять их губы слились, он целовал ее, пока голова у нее не закружилась от страсти и нетерпения. Капот совсем разошелся под его руками, Энн ахнула, когда его губы продолжили свой путь от шеи к упругой округлой груди. Как в ту ночь на берегу, она чутко отзывалась на каждое прикосновение, ничего не сознавая, ощущая лишь стремительный ток крови и неистовые вспышки желания, прожигающие тело насквозь. А Фрэнсис опять овладел ее губами, его руки скользили по ее телу – умные, уверенные руки мужчины, знающего, как дарить наслаждение женщине. Энн казалось, что она тонет в его поцелуе и вот-вот захлебнется, но ей было все равно.

Напряжение достигло невыносимого предела. Фрэнсис внезапно остановился, поднял голову и залюбовался красотой обнаженного тела Энн в мягком свете свечей. Страстная и покорная, она лежала в его объятиях, но он твердо решил не торопиться. Ни за что на свете он не причинит ей боли!

Дрожащими пальцами Фрэнсис принялся расстегивать рубашку и замер от неожиданности, когда Энн вдруг подняла руки и ловко освободила пуговицы от петель. Она безмолвно заглянула ему в глаза, ее руки заскользили по его обнаженной коже, и тогда яростный стон исторгся из груди Фрэнсиса: битва с собой была проиграна. Его пальцы запутались в волнах ее волос, разметавшихся по подушке; он приник губами к ее рту, как жаждущий в пустыне припадает наконец к желанному источнику, не в силах насытиться свежей и чистой влагой…

Внезапно раздался громкий стук в дверь, разорвав завесу окутавшего их тумана страсти. Выругавшись себе под нос, Фрэнсис мгновенно вскочил на ноги и скрылся за занавеской, где стояла ванна, а Энн трясущимися руками принялась натягивать на себя капот.

Что, если это ее отец решил нагрянуть с каким-то неотложным распоряжением? Такое однажды уже бывало. Или, еще того хуже, вдруг он уже знает, что Фрэнсис здесь?..

Пока Энн открывала дверь, сердце у нее сильно колотилось; она едва не лишилась чувств от облегчения, увидев, что на пороге стоит Бесс, удивленно глядя в пылающее от смущения лицо своей хозяйки.

– Я помешала вам принимать ванну, сударыня? Я увидела, что у вас свеча еще горит, вот и решила зайти сказать, что я вернулась. Я уже раз постучала, но вы не слышали.

– Ах да, я… как раз готовилась ко сну, – пролепетала Энн и отступила от двери, чтобы пропустить девушку в комнату.

Бесс улыбнулась и покачала головой:

– Представьте себе, посыльный ошибся. Моя кузина вовсе не была больна. Просто не понимаю, как это могло случиться… Может быть, вы хотите, чтобы я все тут привела в порядок и помогла вам лечь?

– Нет! То есть… я хочу сказать, что ты, должно быть, очень устала, – торопливо пояснила Энн. – Нет, сегодня ты мне больше не нужна. Я уже собиралась задуть свечи.