Я на миг замерла, возвела очи к Небесам и пылко взмолилась:

– Господи, всемогущий и предвечный, возношу Тебе хвалу искреннюю и чистую за то, что Ты ниспослал мне милость, словно пророку Даниилу, которого Ты спас из ямы со львами, куда его бросили на растерзание.

Те, кто стоял ближе ко мне, восхищенно захлопали в ладоши и прокричали: «Бог да хранит ваше величество!», и я милостиво кивнула и с улыбкой помахала рукой толпе.

Вновь подав Роберту руку, я окинула все вокруг пристальным взором. Прямо передо мной выстроились музыканты в алых ливреях, их золотые трубы сияли под блеклым зимним солнцем, а перед ними стояли мои герольды с шелковыми знаменами в руках. Затем я оглянулась на свою огромную свиту, которая должна была проследовать за портшезом по улицам города, словно огромная, сверкающая самоцветами змея, на радость английскому народу. Мои золотые носилки были обтянуты золотой парчой в тон роскошного платья, их несли четверо верных слуг, красовавшихся в красно-черных ливреях, на которых золотом были вышиты белые и красные розы Тюдоров вместе с моими инициалами «ER», «Elizabeth Regina», что в переводе с латыни означает «королева Елизавета».

Рядом с портшезом стоял конюх, державший поводья черного скакуна Роберта и моей белой красавицы, алое с золотом седло на спине которой должно было символично оставаться пустым. За ним застыли в ожидании мои фрейлины в малиновых бархатных одеяниях с золотыми рукавами, после – прочие придворные в камзолах из такой же ткани, с длинным рядом позолоченных пуговиц, в малиновых головных уборах, украшенных пышными белыми перьями, и малиновых панталонах. Все они будут ехать верхом на обученных Робертом лошадях, покрытых красно-золотыми попонами, с мягкими стегаными подушечками из малинового бархата на седлах.

За ними двинутся члены моего совета в позолоченных колесницах, в торжественных, сияющих одеяниях. Их шеи украшали почетные цепи – знак высочайшего положения при дворе. Даже мои служанки обзавелись новыми нарядами – так, прачки красовались в ярко-красных платьях, а шуты в новых оранжево-пурпурных одеяниях с крошечными золотыми колокольчиками на головных уборах и жезлах танцевали на потеху толпе. Мои стражи и лучники будут вышагивать в сверкающих отполированных доспехах, даже их церемониальные боевые топоры сияли свежей позолотой.

Несмотря на торжественность события, я чувствовала себя свободной и легкой как перышко в своих тяжелых одеяниях и драгоценностях, буквально вдавливавших меня в землю, – мою шею и талию украшали и сапфиры, синие, как полуночное небо, и рубины, похожие на ароматные засахаренные вишенки, и жемчуга, круглые, словно слезы, и белые, как полная луна. Я знала, что это будет нелегко, но я с радостью принимала на свои плечи ношу, которую должен нести каждый монарх. Хоть я и выглядела очень хрупкой, но внутри у меня будто был несгибаемый стальной стержень, и, несмотря на то что иногда я чувствовала себя слабой и уставшей, я была уверена: сила всегда будет возвращаться ко мне, как только у Англии и ее королевы возникнет потребность в ней.

Когда я уселась в портшез, Кэт расправила мои пышные юбки, и Роберт сказал, что в этом роскошном золотом одеянии и с кудрями, расплескавшимися по плечам, я похожа на само солнце, «яркое и сияющее, ослепительное в своем божественном величии».

– Спасибо, Робин, – улыбнулась я, поудобнее расположившись на парчовых подушках. – Хоть я сижу, но надеюсь, что ты сравнивал меня с восходящим солнцем, а не с садящимся за море.

– Разумеется, – кивнул он. – Даст Господь, очень много лет пройдет, прежде чем закатится твое величественное солнце.

Пошел снег, и Кэт поспешила укрыть мои ноги собольей попоной, причитая, что грех прятать такое платье под мехом, ведь люди всегда с интересом разглядывают одеяния монархов и каждому будет интересно, в какой наряд облачилась в свой особенный день новая королева.

– Так забери ее! – мягко велела я нянюшке. – Сегодня меня будет греть любовь моего народа.

Под звук торжественных фанфар и хлопанье развевающихся на ветру шелковых знамен шествие началось. Хоть я и рада была тому, что поглядеть на мою коронацию собралось много больше людей, чем в день коронации моей усопшей сестры, я никогда прежде не чувствовала такой любви, я будто купалась в парной горячей ванне, любуясь падающим за окном снегом. Любовью светились глаза каждого мужчины, женщины и ребенка, я слышала, как они, улыбаясь сквозь слезы, кричали во весь голос: «Боже, храни королеву!» и «Благослови Господь ваше величество!» Я махала им рукой и кричала в ответ: «Благодарю тебя, мой добрый народ! Храни вас всех Господь! Благодарю вас от всего сердца!», надеясь на то, что и они почувствуют любовь, которой полнилось каждое мое слово. Хотя мои слуги и установили преграды, чтобы простой люд не смешивался с процессией и никто не пострадал в ликующей толпе, но все тянули ко мне руки, будто желая заключить в объятия, и я чувствовала свою близость к народу. Некоторые даже залезали на заграждения и протягивали мне маленькие подарки – пучки растений, перевязанные веревочкой или лентой, и редкие полевые цветы, которые куда как сложно было найти в студеную зимнюю пору. Несколько женщин даже попытались преподнести мне собственноручно испеченные пироги. Одна старушка вручила мне веточку розмарина, и я бережно вложила ее в свою английскую Библию, которую держала на коленях, пообещав, что буду хранить ее до конца своих дней как напоминание об этом чудесном часе. Розмарин – постоянный гость на свадьбах, невеста и ее подружки часто украшают им свои волосы, плетут из него венки, собирают в букеты, и мне показалось очень символичным то, что сегодня и я могу взять с собой эту веточку, как невеста, вверяющая себя своему супругу – государству. Так что день моей коронации был днем и моей свадьбы – я выходила замуж за саму Англию.

В тот день в мою честь звонил каждый колокол в Лондоне, ликующе пели хоры. На нашем пути воздвигли позолоченные триумфальные арки, а из окон высовывались люди, которые с радостными криками махали мне руками и бросали мне травы, лепестки цветов и сделанные собственными руками флаги.

Иногда процессия останавливалась, чтобы мы могли выслушать поздравления красиво наряженных детей или же посмотреть представления и живые картины, которые мой народ разыгрывал для меня. В одном месте мы увидели всю династию Тюдоров в виде восковых и деревянных фигур, одетых в пышные наряды и расставленных вокруг красно-белой розы Тюдоров. Я впервые увидела свою мать, Анну Болейн, занимающую почетное место подле моего отца. Была в этой композиции и я сама, одетая в золотое платье. Я возвышалась над всеми, представляя собой бутон этой розы, и освещала всех своих предков царственным сиянием. Возле собора Святого Павла нам встретилась еще одна процессия – лондонские ученые мужи прославляли на латыни мою мудрость и образованность, называя меня новой Деворой[26], храброй женщиной, «ниспосланной Господом Его народу на сорок лет», чтобы возродить царство Израильское.