Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так или нет?»
Зоэ сжимала открытый дневник, зная, что на нее смотрит Ава.
– Боже… Я ожидала чего-нибудь о природе, о погоде и музыкальном старье, но такого… Тон какой-то… зловещий.
– Не знаю, смогу ли я дальше читать, – проговорила Зоэ, борясь с дурнотой и странным онемением.
– Ты можешь написать маме и спросить, что случилось.
– Не хочу ее отпугнуть. Вдруг от правды она мысленно вернется в то время, и у нее случится новый нервный срыв?
– Тогда читай дальше. Я с тобой.
«Февраль 2008.
От объятий в теле вырабатывается окситоцин, “любовный гормон”. Объятья успокаивают нервы и смягчают тревогу, чувство одиночества и стресс.
Но сейчас меня обнимает только наша дочка. Это прелестные объятья. Ласка и искренняя любовь придают мне сил спокойно выдерживать то, что происходит в нашей семье».
Зоэ не замечала, что плачет, не замечала, как трудно ей выговаривать эти слова, пока Ава не подошла и не опустилась рядом, у шкафа, чтобы поддержать подругу. Вместо чтения вслух они начали читать про себя, торопя друг дружку, когда приходило время перевернуть страницу.
«Впервые сталкиваюсь с тем, как травматично, когда тебя лишают любви, и что это может сотворить с внутренним равновесием. В браке объятья предусмотрены по умолчанию, и мне было невдомек, как сильно они мне нужны, пока меня их не лишили. Не помню, когда в последний раз у нас был физический контакт. Меня отталкивают, огрызаются, высмеивают и низводят до размеров муравья, заползшего под камень, чтобы на него не наступили.
У меня была надежда, что все наладится, но все становится только хуже, и я уже не оправдываю ситуацию нашей обоюдной усталостью от семьи и работы. Вчера мне приписали интрижку за опоздание с работы на сорок пять минут. Позавчера оказалось, что я слишком много работаю. Два дня назад меня упрекнули в неправильной загрузке посудомойки. Да, в каждой семье случаются перепалки, но этот язвительный бубнеж, эта критика меня и всего, что я делаю, неудержимо нарастают приливной волной, превращаясь в нескончаемый поток насилия.
Мне выпало счастливое детство – родители любили меня и обожали друг друга, и мне всегда казалось, что брак – это про любовь. Однако вышеописанная семья очень далека от того, о чем мне раньше мечталось.
На сегодня с меня хватит, уже нет сил терпеть, но вместе с тем я надеюсь, что все еще наладится и понимание вернется.
Я уговариваю себя, что бывает и хуже».
– Ава, это уже слишком. – Зоэ ухватилась за подругу, с трудом осознавая ужасную правду о том, что на самом деле происходило между родителями.
– Зоэ, ну, не хочешь – не читай дальше. – У Авы тоже дрожал голос. Четырнадцатилетние девчонки, они не были готовы к такому и не могли разобраться в мотивах поведения героев дневника.
– Ну уж нет, только не теперь, когда мы это нашли! Мне нужно прочесть каждое мамино слово. Вот почему она оттолкнула меня и Зака – у нее не было выбора! Он ее вынудил своей жестокостью, мой родной папа!.. Я хочу все выяснить, а потом верну дневник на полку и буду думать, как поступить.
– Может, лучше посоветоваться с моей мамой?
Зоэ сжала локоть подруги:
– Потом, не сейчас!
Девочки стали читать дальше. Они узнали про эмоциональное насилие, подогретое, как правило, алкоголем, про отвратительные ежедневные сцены, про то, как от семьи постепенно отвернулись друзья. Это походило на ужасы из телесериалов, а не на семью, в которой росла Зоэ.
Девочка терялась в догадках, зачем папа забрал с собой этот дневник и хранил его: неужели ему доставляло извращенное удовольствие вспоминать о своих «подвигах»? Что же он за человек?
Новую запись Ава прочла вслух, потому что Зоэ свернулась в клубок на полу, не в силах больше смотреть в дневник, но отчаянно желая узнать все, что можно.
«Новый год, 2010.
За сегодняшнее позднее возвращение с работы моим наказанием стала закрытая дверь, притом что сейчас установилась аномальная жара. Ключи не помогли – дверь оказалась закрыта на цепочку. Со мной едва не случился тепловой удар – воды с собой не было. Стучать к соседям не хотелось – они же знали, что у нас в доме кто-то есть. Из окна наверху доносился смех моих детей: было время купания.
Пришлось брести на пляж и искать кафе с кондиционером. Три часа на смузи и двух колах. Затем снова попытка вернуться домой. Мне бы кому-нибудь выговориться, но друзья окончательно перестали заходить и приглашать к себе.
Дома на меня наорали за пьянку, хотя спиртного и рядом не стояло. Пришлось ответить ором за то, что меня продержали на пороге в самую жару, и впервые не на шутку защищаться в перепалке.
Пришло время ужина.
Дети поели раньше и уже спали; вот тебе и моя сказка на ночь. Меня терзали мысли – спрашивали ли они, где я, видели ли меня со второго этажа?
Мне захотелось воды, но кто ж мог знать, что подойти к раковине – это оказаться на линии огня. Вместо того чтобы слить воду из кастрюли с вареной морковью в раковину, мне слили ее на руку выше локтя, где кожа довольно нежная. Ожог был такой, что пришлось ехать в больницу и говорить, что это вышло случайно и кастрюля упала из-за моей неуклюжести.
Не знаю, что хуже – физическая боль или эмоциональные пытки, которые в нашем браке стали вроде “доброго утра”».
Ава и Зоэ вместе выдержали это чтение до самой обложки, переполняемые эмоциями и вымотанные обильными пролитыми слезами.
– Как он мог? – всхлипывала Зоэ. Эпизод с кипятком был только началом: дальше началось вообще невообразимое. – Она же могла умереть!
– Не плачь, Зоэ, – дрожащим голосом успокаивала ее Ава. – Пожалуйста, не плачь.
– Мне нужно ее увидеть. Я должна уехать отсюда и увезти Зака! – Но тут Зоэ снова зарыдала: – Но я же люблю папу! Хочу его возненавидеть и не могу!
– Слушай, это сложно…
– Наверное, он увез нас обманом, что-нибудь ей наплел, не оставил выбора…
– Может, она решила, что безопаснее держаться подальше и найти вас, когда вы подрастете и она сможет все объяснить?
– Я никогда не пойму такую жестокость!
– Да, этого ни один нормальный человек не поймет.
Когда Зоэ подняла телефон – от Адама пришло еще сообщение, она ответила не сразу.