на то, что было бы, если бы мы сказали «да». Даже когда ты можешь пойти и купить любую вещь, тебе вдруг обязательно захочется такую же с перламутровыми пуговицами, как у Васи.

Да, я не желала, чтобы Том отвечал за меня, потому что знала, что отчасти он будет прав, а вот остальная часть, которую представляет себе мой парень, окажется его воображением. Размышляя об этом и еще о том, что может делать в нашей квартире Джонатан, я подняла бумажный пакет и крикнула:

– Я дома!

– О! Вот и она! – послышался голос Тома. – Да ты сам у нее спроси. Она тебе ответит.

Он сказал это с такой уверенностью, которой не обладала я сама, потому что, несомненно, этот вопрос привел бы меня в замешательство, обычно я отвечала на слова Тома, бросая ничего не значащее «И я тоже». Но сказать об этом другому человеку, который будет рассматривать тебя, проверяя, говоришь ты правду или просто очень хорошо притворяешься, совсем другое.

Не успела я додумать эту мысль, как ко мне подскочил мой парень и, расположив руки на талии и заглядывая в глаза, спросил:

– Ну как?

– Меня взяли, – улыбнулась я, еле удерживая пакет в правой руке, но это не смущало его, когда он приподнял и закружил меня.

– Я так и знал, – вопил он мне в ухо и страстно целовал в губы. От него пахло элем и сигаретами, и на вкус он был таким же сладким, с горьковатой ноткой английского напитка. И его глаза в этот момент сумасшедше поблескивали. Он был счастлив.

Уголком глаза я заметила тень, направляющуюся к краю стеклянной перегородки, отделяющей кухню от остальных комнат, и внутренне почувствовала напряжение.

– Поздравляю. – Его низкий голос все равно раздался неожиданно, словно я все еще не верила, что сейчас из кухни выйдет именно он. Джонатан выглядел уставшим и похудевшим, я и не думала, что съемки и туры могут так выматывать.

В первую секунду мне хотелось улыбнуться, подойти к нему и сказать, как я рада, что он пришел, но его взгляд заставил меня остановиться. Он смотрел на меня пристально, с прищуром, но в то же время тоскливо и осуждающе, поэтому я отвела взгляд и улыбнулась еще раз Тому.

– Спасибо.

Том опустил меня на пол, и я, смутившись, стала поправлять легкое шифоновое платье на тонких бретелях и волосы, которые были аккуратно забраны ободком.

Страуд дунул мне в лицо, раздувая пряди, и тут же схватил пакет с продуктами.

– Что у нас здесь? – Он залез в него с головой.

Джонатан не сводил с меня глаз, но я старалась не встречаться с ним взглядом. Может быть, я и пыталась взять от жизни то, что она давала, но почему-то забыть то, что чувствовала рядом с ним, не могла. Это происходило против моей воли. Сердце начинало биться чаще, руки холодели, а желание прикоснуться заставляло рассматривать сгорбленную фигуру актера, который чувствовал себя не в своей тарелке, находясь в этой квартире.

– Рад тебя видеть, – наконец сказал он, откашливаясь.

– Я тоже, – подняв голову, я попыталась улыбнуться.

– Ну что? Празднуем? – обрадовался Том.

– Да, конечно, – неуверенно ответила я, поглядывая на Джонатана, который был одет во все черное, будто темный ангел, который явился в мой размеренный мир, чтобы проверить его на прочность. Он сейчас так отличался от взбалмошного Тома, который одевался всегда достаточно ярко, соответствуя своей квартире и внутреннему миру. Серые джинсы обтягивали его ноги, а ярко-синяя рубашка с коротким рукавом замечательно оттеняла глаза. На ногах ярко-зеленым пятном выделялись носки в цвет гостиной, а глаза его светились каким-то безумным огнем…

– Идем? – позвал Том. – Я открою вино. Надо выпить за твою новую работу и за подарок.

Сюрприз, о котором говорил мой парень с утра, привел меня в шок. Это была машина Mini Cooper в цвет его глаз, голубая с белой крышей. Пока я подбирала слова, чтобы сказать, какой он сумасшедший, парень радовался, как ребенок, что смог меня удивить, так что ничего не оставалось, как радоваться с ним вместе и целовать его небритую щеку.

Лишь мысленно я переживала, думая о том, а что, если я недостаточно сильно его люблю, чтобы получать такие подарки. А что, если я не смогу дать ему того, что он заслуживает взамен. И еще это чувство, которое скреблось где-то внутри, зловеще нашептывая: «Он привязывает тебя к себе всеми доступными способами», которое нельзя было заглушить.

А еще я не представляла себе, что придется учиться ездить на этой маленькой машинке, руль у которой был не с левой стороны, как обычно, а с правой. Меня охватывал страх только при мысли о том, что мне придется ехать на ней по Лондону в этом сумасшедшем потоке красных автобусов.

– Пойдем, брат, – Том прошел мимо Натана и толкнул его слегка плечом, на что парень согласно кивнул, но остался стоять на том же месте, пропуская меня вперед.

Проходя мимо Коула, я заглянула в его глаза и тут же опустила свои. Не знаю, что я хотела там увидеть, может быть, облегчение или холод, или что-то еще, кроме грусти и невыносимой тоски. Хотя, может быть, там плескалась вовсе не тоска, а жалость, которая заставила меня поежиться, закрываясь от неприятных мыслей. Я не знаю, что он хотел от меня, но точно знала, что хочу я, поэтому, спотыкаясь, обходила стороной любое напоминание о нем у себя в голове. Мне хотелось свободы от него, и я бежала к Тому за спасением.

Схватившись за пакет, я начала доставать сыр и ветчину, чтобы разложить закуски, Том старался отыскать штопор, который подала ему я. Незваный гость молча присел за стол, наблюдая за нами и чему-то качая головой, я заметила это, когда мимолетно обернулась.

– Так что, Натан? – обратился к нему Том, ставя бутылку рядом с ним и начиная вкручивать штопор. – Спроси у нее сам.

Если бы я не знала, о чем он, то, наверное, должна была бы удивиться, чтобы не выдать того, что я все слышала. Поэтому, не поднимая головы, я как бы между прочим спросила:

– О чем вы?

В этот самый момент я чувствовала, как похолодели пальцы на ногах и запульсировала венка на виске в ожидании продолжения разговора.

– Пока ты не пришла, мы болтали с Натаном о… – Он немного помялся, но продолжил более живо: – О любви.

– Интере-есно… – протянула я и опять бросила взгляд через плечо на парней. – Я думала, мужчины не обсуждают такие темы.

Последние слова мне пришлось произнести грубым голосом, чтобы разрядить обстановку. Может быть, я просто хотела