Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как она объясняет себе прокол с детектором?
– Считает, что это все нервы – Терезе много угрожали. Ничего удивительного, что она не прошла испытание. При таких условиях мудрено пройти.
– А что считает Толбридж?
– Он хотел бы согласиться с Шарлин, но прекрасно понимает, что испытание на детекторе – серьезное дело.
– Жестко. Плохо, конечно, что Мия провалила испытание на детекторе, но техника – вещь капризная.
– Да, только, как показывает опыт, для прокуроров это ценное доказательство. И еще не забывай, Мия целых три дня не обращалась в полицию. А значит, она успела сходить в душ, переоделась, поела, приняла ванну. Через семьдесят два часа после насилия эксперты вряд ли способны найти улики. Это уже голословное обвинение – ее слово против его слова, если не считать раны на ноге. Да еще детектор засвидетельствовал, что ее показания в отношении Монтальво, будто он имеет отношение к ране, неубедительны.
– И что все это значит? Прокуратура снимает обвинение с Монтальво или нет?
– Это я и надеялся узнать у Шарлин. Но она говорить отказывается.
– Может, сами додумаемся? Напомни, как развивались события.
Загорелся зеленый, машина тронулась, Джек убрал отчет в портфель.
– Толбридж давал показания в последний день предварительного слушания. И сразу после этого выяснил, что Монтальво собирается дать показания на детекторе и как бы невзначай обнародовать результаты. Вот они с Шарлин и решили на следующий же день устроить Терезе испытание. К их немалому удивлению, она провалилась. Часа через два судья издал постановление, что ввиду весомых улик дело передается в суд.
– Очевидно, судья не знал, что предполагаемая жертва провалила детектор.
– К нему бы в любом случае раньше времени информация не просочилась – ею располагали лишь четыре человека: Мия, эксперт, Генри Толбридж и Шарлин Райт.
Тео перестроился в другой ряд: они приближались к конторе Джека.
– Итак, судья огласил решение, а у прокурора под задницей письменный отчет о том, что жертва провалилась на полиграфе и, следовательно, лжет. И что делать прокурору? Снять все обвинения или, проигнорировав детектор лжи, на полных парах чесать вперед?
– Любой нормальный прокурор должен как минимум уединиться с обвинительницей и поговорить по душам. Да только правда в том, что мы никогда не узнаем, как Шарлин с помощниками разобралась бы с этой дилеммой. Потому что через сутки после того, как судья решил передать дело на рассмотрение суда присяжных, и Мия, и Монтальво исчезли.
– Отсюда возникает вопрос: какого черта и обвинительнице, и обвиняемому приперло вот так вдруг бросить нажитое добро, друзей и знакомых и стать другими людьми?
– Вне зависимости от того, врала Мия или говорила правду, ее поведение вполне объяснимо: возможно, она сбежала из страха, что Монтальво станет ей мстить. Это тем более понятно в том случае, если она лгала, – какой смысл терпеть угрозы и видеть, как у тебя на глазах свершается правосудие?
– С ней все ясно. Другой вопрос: зачем сбегать Монтальво?
– Потому что он виновен? – предположил Джек.
– Одна из версий, причем спорная.
– Может, он решил, что его осудят в любом случае, даже если он ни в чем не виноват?
– Много ты знаешь невиновных, которые сбегают, закусив удила, после какого-то дурацкого предварительного слушания?
Веский аргумент, над ним стоило задуматься.
– Тогда уточним: в чем именно его признают виновным? – спросил Джек.
– Я не улавливаю.
– Может, Монтальво не страшило, что его признают виновным в изнасиловании. Может, на самом деле он боялся, что его заставят держать ответ за внезапное исчезновение Мии после того, как судья решил передать дело на рассмотрение суда присяжных.
– Итак, формулируем вопрос: чего он так испугался, что решил все бросить и бежать?
Машина остановилась у подъезда: прибыли. Джек потянулся к дверной ручке и сказал:
– Именно это, мой друг, нам и предстоит выяснить.
Джек вышел из автомобиля, Тео – следом, с намерением наведаться к вазочке со сладким. За письменным столом сидела Дени, временная секретарша Джека. На ее физиономии застыла грусть.
– Что-нибудь стряслось? – поинтересовался Джек.
– Да так, пустяки.
Джек хоть и был мужчиной, к тому же таким, чьи мысли занимали теперь отнюдь не праздные мысли, но и он понял, что дело отнюдь не пустячное. Поглядывая на Дени, он принялся рыться в кипе поступившей корреспонденции. Да, девушку явно что-то беспокоило.
– Если хочешь, давай поговорим.
Дени пожала плечами и произнесла, будто между прочим:
– Да ну, все из-за парня. В Стэнфорд поступил.
– Ишь ты. Ближний свет. Ну и?.. Захотел порвать?
– Как раз напротив. Предложил поехать вместе.
– Ого! Серьезное решение. И ты обдумываешь?
– А что, считаете, не стоит?
– Я считаю… – Джек прервался на полуслове. – Наверное, стоило бы посоветоваться с родителями.
– Это потому, что вы адвокат, – улыбнулась девушка. – Да вы не волнуйтесь, я все равно не поеду – не мой персонаж, иначе махнула бы за ним хоть на край света.
В словах Дени было столько решимости, что Джеку захотелось продолжить разговор:
– Так-таки и на край?
– Конечно. «За любимым – хоть на край света» – так моя бабуля говаривала.
Джек покачал головой и пошел к себе в кабинет. Такая девушка не пропадет, это точно. Эх, вот бы ему толику той же уверенности в том, что рядом человек, за которым пойдешь в огонь и воду.
Дени, наверное, подсказала бы, чего стоит Мия.
Джек включил свет и направился к письменному столу. Тео успел опустошить вазочку с мятными леденцами и теперь, пользуясь гостеприимностью хозяина, шарил в холодильнике в поисках напитков.
Компьютер был включен, так что осталось только загрузить почту. Джек быстро прокрутил письма со знакомыми адресами, даже не заглядывая в них – его интересовала корреспонденция от посторонних лиц, среди которых мог оказаться и похититель.
Сразу привлекла внимание пометка «Обязательно посмотри», но оказалось, что это реклама таблеток для похудания. Было еще несколько писем с интригующими заголовками, которые в совокупности, если можно так выразиться, предназначались людям с избыточным весом, желающим быстро занять денег и увеличить размер пениса.
– Как думаешь, Мия соврала насчет изнасилования? – спросил Тео.
Джек поднял на него взгляд.
– Теперь я уже ни в чем не уверен.