– Это было неосмотрительное решение.

– Да, как и твое признание в прямом эфире. Я знаю, как на тебя все набросились. Мне жаль, что тебе пришлось все это пережить, Анна.

Как мне объяснить ей, что наши чувства с Дороти похожи? И мы обе заслужили возмездие.

– Я на некоторое время уезжаю в Мичиган. Поэтому и пришла. Дороти будет нужна подруга.

Мэрилин опускает глаза и тихо спрашивает:

– Как она?

– Грустит. Ей одиноко, у нее болит сердце. И она очень по тебе скучает.

– Если я и смогу простить, то никогда не сумею забыть.

– Как говорится, простить – не значит забыть. Я понимаю, Мэрилин, ты не сможешь забыть проступок Дороти, это невозможно. И, поверь, Дороти тоже никогда не забудет. – Я беру ее за руку, словно собираюсь передать свои мысли физически. – Я не Фиона, но считаю, что Камни прощения ценнее, если тяжесть вины человек нес многие годы, когда он просит прощения у того, кто лучше других понимает его боль и все же находит в себе силы простить. Разве это не честнее, чем спрятать воспоминания в дальний ящик и сделать вид, что ничего не произошло?

К нам подходит симпатичная блондинка в черном костюме.

– Миссис Армстронг? Кари вас ждет.

Мэрилин хлопает меня по руке.

– Я благодарна тебе за этот разговор, Анна. Но обещать ничего не могу. Пойми, мое сердце разбито.

Я смотрю ей вслед, сожалея, что разбитые сердца двоих людей разъединили их судьбы, а не соединили.

Босиком стою в кухне и замешиваю тесто для хлеба, когда раздается звонок в дверь. Кто же решил навестить меня в среду утром? Мне кажется, что я единственная безработная во всем Новом Орлеане. Отряхиваю руки и нажимаю на кнопку домофона.

– Да?

– Анна, это Фиона. Могу я зайти?

Я хлопаю глазами от удивления.

– Фиона Ноулс? – спрашиваю я от растерянности.

– У тебя много знакомых по имени Фиона?

Я улыбаюсь и открываю дверь, а затем спешу в кухню и складываю в раковину чашки, миски и ложки. Что она здесь делает? Написала еще одну книгу? И откуда у нее мой домашний адрес?

– Разве ты не должна быть в разъездах? – спрашиваю я, стоит ей появиться у двери моей квартиры. Слова звучат как упрек, и я спешу сгладить резкий тон: – Просто не ожидала тебя увидеть.

– Вчера вечером я была в Нэшвилле, сегодня меня ждут в книжном магазине в Мемфисе, но я отменила встречу, чтобы приехать к тебе. – Фиона переступает порог и с интересом оглядывается. Она нервничает, впрочем, как и я. – Потому что ты права, Анна, иногда извинений недостаточно.

Она проделала этот путь из-за меня? Ее издателю это дорого стоило. Я пожимаю плечами, стараясь казаться равнодушной, и приглашаю ее в кухню.

– Послушай, забудь о том, что я наговорила. Той ночью я была не в себе.

– Нет, ты была права. Я должна искренне, лично попросить у тебя прощения. И еще я хочу знать, почему ты считаешь, что я разрушила твою семью.

Я перевожу взгляд на кофеварку. В чайнике еще половина. Черт, мне же все равно придется его вылить.

– Кофе?

– Да, пожалуй. Если тебя не затруднит. И если есть время.

– Время – это единственное, чего у меня с избытком. – Я достаю из шкафчика две кружки. – Как уже тебе сообщила, я безработная.

Я наливаю кофе, и мы перемещаемся в гостиную. Какое-то время мы молча сидим на разных концах дивана – Фионе нужно время, чтобы собраться с мыслями. А может, она размышляет, успеет ли попасть сегодня в Мемфис, чтобы не пропустить встречу.

– Во-первых, я должна сказать, хотя и понимаю, что этого недостаточно: прости меня, Анна, прости за все, что произошло с тобой из-за меня.

Я обхватываю рукой кружку.

– Ладно уж. В конце концов, мне никто не приставлял к голове пистолет, я призналась по доброй воле.

– Я считаю, ты повела себя мужественно.

– Угу. Так думаешь только ты, ну, может, еще пара человек, все остальные в этом городе сочли меня лицемеркой.

– Если бы я могла тебе помочь. Поверь, мне сейчас очень плохо.

– За что ты так меня ненавидела?

Слова слетели с языка сами собой. Со школьных времен прошли годы, но в душе я все еще хочу получить ответ на этот вопрос.

– Я не могу сказать, что ненавидела тебя, Анна.

– Но ты ежедневно издевалась надо мной. Смеялась над тем, как я одета, как разговариваю, над тем, что у меня не знатная семья. Это случалось каждый день, Фиона.

Я изо всех сил сжимаю зубы. Нельзя позволить себе расплакаться.

– Так было до того дня, когда ты решила, что на меня не стоит тратить время. После этого меня перестали замечать. Не только ты, но и все твои подруги. Это было еще хуже. Я ела одна, одна гуляла и заходила в класс. Я стала притворяться, что плохо себя чувствую, только чтобы не ходить в школу. До сих пор помню, как мы сидели с мамой в кабинете, и она объясняла миссис Кристиан, что по утрам у меня болит желудок. Она не понимала, почему я не хочу идти в школу, а я не могла рассказать ей о тебе. Если бы я нажаловалась, вы бы меня распяли.

Фиона закрывает лицо ладонями и качает головой.

– Прости меня.

Я знаю: пора остановиться, но уже не могу сдержаться.

– Потом мама и миссис Кристиан поболтали о том о сем, видимо, хотели сделать вид, что никакого серьезного повода для встречи у них нет. Мама тогда упомянула о желании заказать новые шкафы в кухню.

Я отворачиваюсь и вспоминаю. Вот они стоят в коридоре, а я копаюсь в шкафчике и жду, когда же наконец мама освободится.

– Миссис Кристиан порекомендовала ей Боба Уоллеса, он работал мастером по обучению в деревообрабатывающей мастерской.

Фиона поднимает голову.

– Не может быть. За этого мужчину она вышла замуж?

– Именно. Не будь тебя, моя мама никогда бы не познакомилась с Бобом.

Я вспоминаю, с какой любовью мама смотрела на Боба во время моей последней встречи, когда кормила его спагетти, но поспешно беру себя в руки, чтобы продолжить. Я имею полное право злиться на Фиону, мне не за что ее благодарить.

– Я могу все объяснить, – говорит Фиона. – Я могла бы даже рассказать тебе увлекательную историю о девочке, вечно терзавшейся оттого, что не оправдала надежды матери. – Ее лицо покрывается красными пятнами, и у меня появляется желание перебить ее и заверить, что все в порядке, мне не нужны объяснения. – Но я избавлю тебя от неинтересных деталей, скажу лишь, что злилась на весь мир и мне было очень больно. А как известно, люди, которым больно, стараются сделать больно окружающим.