Но бедняге бедуину придется бедовать без меня. О, скороговорка получилась. И это все, что получится из замысла Илоны. Это я обещаю.

А пока нужно посмотреть, чем там нас осчастливила госпожа Утофф. Ну что же, во вкусе ей не откажешь, платья великолепные. Они, конечно, ни в какое сравнение не идут с фуфырью Илоны, но тоже очень и очень достойные. Одно – нежно-розового цвета с теплым золотистым отливом, а другое – светло-кремовое с легким, похожим на изморозь узором. Примерив оба, я поняла, что мне предназначалось розовое золото, а Таньскому – зимний узор. Туфли были одного фасона, белые и очень изящные. Отличались они только размером.

В этот момент из ванной показалась Таньский. Я показала ей ее платье и помчалась принимать душ.

Ну что же, милая моя однокурсница, ты решила поиграть в адреналиновые игры? Мы принимаем вызов!

Увлекательная все-таки это штука – приводить себя в порядок. За этими скучными словами скрывается столько удовольствия, вдохновения, артистизма! А если к этому добавить желание победить, то результат, как правило, превосходит самые смелые ожидания.

Так и получилось. Поскольку одно из моих тайных имен – Скромность, отмечу лишь то, что мы остались довольны. Мы справились не только с макияжем, но и с прическами, и с маникюром. Вот.

Немая сцена, последовавшая вслед за появлением наших кавалеров, взбодрила нас еще больше. Вы когда-нибудь камнепад наблюдали? Да? Тогда вы можете на минуту представить тот грохот, который произвели нижние челюсти гоблинов при падении на пол.

Одобрительно кивнув друг дружке, мы понесли все это великолепие, т. е. себя, вниз по лестнице. Быстренько подобрав свои запчасти и поставив их на место, Димочка и Боренька догнали нас на середине лестницы. Мне достался первый, все остальное – Таньскому.

Крепко ухватив меня под локоток, Дима проскрежетал:

– Только без глупостей, поняла? И без приказа рот не раскрывать.

– Золотко мое, а как будет звучать этот приказ? – мило улыбнулась я. – Внимание, рот ра-а-аскрыть! Так, да?

– Поговори мне еще, – гнусно ухмыльнулся гоблин и слегка надавил пальцем на…

Я даже не успела понять, где именно находилась эта точка на моем теле, поскольку оглушающая волна невыносимой боли чуть не заставила мое сердце остановиться. Я покачнулась и, наверное, упала бы с лестницы, не поддержи меня это неудачное творение доисторического каменотеса.

– Ну вот, думаю, теперь ты поняла все, – удовлетворенно посмотрел на меня «кавалер».

– Но от подруги уводить меня уговора не было, – упрямо сжав губы, я ускорила шаг и догнала шедших чуть впереди Таньского под ручку с Бориком.

Мы вышли из дома. И в восхищении замерли, забыв на какое-то время, где мы, с кем мы. Сгустившиеся сумерки играли в прятки с причудливой подсветкой, затейливо расположенной в самых неожиданных местах сада. Ажурные столики, словно гигантские орхидеи, томно расположились на лужайке. На временной эстраде, украшенной гирляндами цветов, уже играл оркестр. Нежная, красивая мелодия обволакивала, увлекала, поила негой. Хотелось закрыть глаза и представить, что рядом – Лешка и сейчас мы пойдем танцевать…

– А вот и наши гостьи из России, господин Салим. Позвольте представить – Анна Лощинина и Татьяна Старостенко. – Раздавшийся у нас за спиной голос Илоны, говорившей на английском, заставил меня вздрогнуть и вернуться в паршивую действительность.

А что она была паршивой, я поняла сразу, едва повернулась. Перед нами, вежливо и отстраненно улыбаясь, стояли господин Мустафа Салим и его сын, на руке которого повисла мадам Утофф.

– Хали! – рванулась было Таньский, но, вскрикнув, замерла, глядя на своего мужчину с такой отчаянной любовью, с таким счастьем, что проняло даже Салима-старшего.

– Минуточку, – нахмурил брови он, пристально вглядываясь в лицо Таньского. – Хали, ведь это женщина, которая…

– Знаю, отец, – слегка поморщившись, не очень вежливо оборвал его Хали. Разговор шел на английском. – Добрый вечер, Татиана, – холодно кивнул он Таньскому, – рад снова видеть вас. Вы великолепно выглядите.

– Но я… – растерянно начала было моя подруга, однако, наткнувшись на змеиный взгляд Илоны, замолчала. А Хали, наклонившись к спутнице, нежно проворковал:

– Дорогая, покажи нам свой чудесный сад, пока остальные гости собираются. – И, отойдя от нас на несколько шагов, громко сказал своему отцу: – Слава Аллаху, эта русская не стала устраивать скандал! Не люблю говорить женщине в лицо, что она мне надоела.

Я молчала, боясь посмотреть на Таньского. Мне было тошно, так тошно, как никогда. Впервые в жизни я столкнулась с таким подлым и омерзительным предательством. Ведь я же помню, как еще совсем недавно смотрел этот холеный хлыщ на мою подругу. Я думала, что я уже достаточно взрослая, обремененная некоторым количеством жизненного опыта женщина, которая может отличить настоящее, всепоглощающее чувство от обычного курортного флирта. Оказалось, что я просто 15-летняя пацанка, наивно хлопающая глазками.

– Ну, что застыли? – заработала рядом камнедробилка. – Весь вечер тут столбами торчать будете?

– А есть еще какие-то предложения? – повернула голову я к своему очаровательному спутнику.

– Безусловно, – гордо выговорил Димон умное слово. – Для нас приготовлен столик под номером 13, за которым мы с Борисом и собираемся провести этот вечер. Да, дружище?

– Умгум. – Вот за что уважаю Борю, так за лаконичность высказываний.

И нас, словно две льдинки в пору ледохода, неудержимо поволокло к столикам и, покружив в водоворотах, вынесло возле одного из них, украшенного табличкой с номером «13». Расположен он был возле изящной перголы, увитой плетущейся розой. Причем стоял так, что два креслица были вплотную придвинуты к этой перголе, а три других замыкали круг.

Разумеется, нас засунули (вежливое «усадили» тут явно не в тему) именно на эти два креслица. А гоблины придавили своими тушами запирающие нас сиденья. Все было продумано до мелочей – теперь кавалеры могли посвятить себя священному для них процессу – пожиранию. Всего съедобного, что было на столе и что разносили порхавшие вокруг официанты. А нам дергаться было бесполезно – мы оказались в западне. Ну что ж, значит, пока займемся другой проблемой – Таньским.

Я наконец рискнула посмотреть на нее. И, каюсь, чуть было не щелкнула челюстью о стол. Моя подруга, совершенно спокойная, безмятежно наслаждалась фруктовым салатом. Причем спокойствие было не нарочитое, а самое настоящее, вальяжно раскинувшееся на плечах хозяйки. Вероятно, выражение моего лица можно было смело выдвигать на премию «Обалдение года». Таньский, заметив это, улыбнулась и, наклонившись ко мне, тихо сказала:

– Ну что за вид? Не смеши меня, ладно?

– Не смеши? – Бедствие на моем лице стало еще масштабнее, и Таньский, всхрюкнув, толкнула меня локтем: