Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Усваивая фортификационный опыт националистов, республиканцы стали возводить на подступах к Мадриду и Валенсии многополосные укрепленные рубежи.
Националисты в «весеннем сражении» потеряли не более 15 000-20 000 человек. Ущерб в технике был заметен, но подбитые орудия и бронеединицы остались на националистической территории и были отремонтированы.
Националисты победили противника не только количественным и качественным превосходством войск, с их стороны прогрессировало военное искусство, их командование не уставало анализировать поражение войск противника. Захват территории считался делом второстепенным. В итоге националисты разгромили хотя и уступавшую им в силах и средствах, но все же большую — 200-тысячную группировку врага и заняли значительную территорию.
Республиканцы же умудрились повторить почти все азбучные ошибки, совершенные в предыдущих сражениях. Постоянное повторение одних и тех же ошибок указывало, во-первых, на органические пороки вооруженных сил Республики и, во-вторых, на уязвимые места в подготовке советского офицерства.
Республика вновь недооценила противника и переоценила собственные возможности. Далее, устремления командования по-прежнему направлялись на удержание населенных пунктов и высот, а не на поражение живой силы противника. Активная оборона оказалась потому республиканцам не по силам, хотя националисты показали очень удачные ее образцы при Хараме, Ла-Гранхе, Брунете, Сарагоссе и Теруэле. Штабы и высшее командование Республики по-прежнему действовали хуже фронтовиков. Им катастрофически не хватало гибкости, и они все время опаздывали.
Конечно, командованию и войскам было чрезвычайно трудно действовать в условиях вражеского господства в воздухе. Однако это означало, что командование и штабные службы не приняли во внимание уроков 6-месячной борьбы на Северном фронте. Численное превосходство неприятельских ВВС республиканцы по-прежнему старались компенсировать отвагой и искусством летчиков и требованием новых партий самолетов.
«Весеннее сражение в Леванте» обнажило недопустимую немощь республиканской противовоздушной обороны. Из-за плохой работы промышленности и близорукости генштаба Республика почти не производила жизненно необходимых ей зенитных орудий, и они насчитывались единицами. Имевшиеся образцы отличались низким качеством, начиная с малого калибра (20-мм) и ничтожной дальнобойности. Вероятно, слабость Республики в данном вопросе была зеркальным отражением неразвитости советской зенитной артиллерии. РККА тоже планировала отражать воздушные атаки силами авиации и только к 1940 году стала получать первые партии современных 37-миллиметровых зениток.
Но республиканцы и Коминтерн имели возможности покупать через подставных лиц зенитные орудия в сопредельных странах с развитой частной военной промышленностью — особенно во Франции и Швейцарии. (Франция, например, к 1938 году уже имела хорошие образцы зениток 75-миллиметрового и даже 90-миллиметрового калибра.) Данные возможности до весны 1938 года почти не использовались.
Ссылки на политику «невмешательства» в данном вопросе ничего не объясняют. Ведь «невмешательство» не помешало Республике приобрести в Европе, Азии и Америке немалое количество разнообразного вооружения — например полевых орудий и гаубиц английского и японского производства, датских пулеметов, немецких и американских винтовок, американских авиамоторов и т. д.
Вполне естественно, что в подобных условиях «весеннее сражение в Леванте» стало триумфом германо-итальянской и националистической авиации. Она действовала на всю глубину фронта и тыла республики, нанося бомбовые и пулеметно-пушечные удары на пространствах от Сарагоссы до Барселоны и от Теруэля до Картахены.
Республиканские же ВВС с весны 1938 года обречены были вести «войну бедняков». Они несли огромные потери от многочисленной вражеской зенитной артиллерии и еще больше, чем в Мадридской или Брунетской операциях, должны были распылять и без того малочисленные силы и ресурсы.
Дилемму «помогать фронту или спасать тыл» авиационное командование Республики решило в 1938 году в пользу фронта. Отныне германо-итальянские «легионарии» безнаказанно терроризировали большую часть республиканского тыла.
Поражение республиканцев едва не стоило им советской военной поддержки. Весной 1938 года советский нарком иностранных дел Литвинов, безусловно выражая не только собственное мнение, дал понять Лиге Наций, что СССР прекратит вмешательство в испанские дела на условиях прекращения любой другой иностранной интервенции. Вскоре «Правда», подогревавшая ранее ненависть к мятежникам и фалангистам, предложила не более и не менее как протянуть «руку примирения» националистам — «испанским патриотам».
В это же время Литвинов в частной беседе недовольно сказал одному из снабженцев Республики оружием — американскому журналисту Луису Фишеру: «Вечные поражения, вечные отступления!» Фишер возразил: «Если вы пришлете им сразу пятьсот самолетов, они победят». «Столько авиации нам будет полезнее в Китае», — нравоучительно произнес Литвинов, напоминая, что СССР имеет опасных соседей на Дальнем Востоке, где Япония захватывала Китай.
Впрочем, СССР не покинул Республику, так же как Третий рейх и Италия не покинули националистов. Поставки советского продовольствия, горючего, медикаментов, одежды не прекращались, а вскоре после напряженного разговора Литвинова с Фишером советские пароходы доставили во Францию новую большую партию советского тяжелого вооружения, включавшего бронетехнику и авиатехнику улучшенных образцов.
Победы националистов приблизили окончание войны, но не ознаменовали его. Разрушение Испании продолжалось. В Республике виднейший сторонник примирения — Прието выбыл из строя. Но голоса в пользу прекращения войны теперь раздались среди националистов.
Много шуму наделала речь генерала Ягуэ на банкете фалангистов в Бургосе 19 апреля. Они собрались отпраздновать победу в Леванте, но решительный и безжалостный генерал, внесший заметный вклад в победу, заговорил не о радости и гордости, не о постыдном бегстве «красных», не о скором триумфальном въезде победителей в Мадрид, а совсем о другом. И начал свою речь с уважения к побежденным противникам.
«Ошибочно считать красных трусами, — заявил покоритель Эстремадуры, Кастилии и Арагона. — Нет, они стойко сражаются, упорно отстаивают каждую пядь земли и доблестно умирают. Ведь они рождены на священной испанской земле, которая закаляет сердца. Они — испанцы, следовательно, они отважны.
Если я вступаюсь за обвиняемых в марксизме, за моих вчерашних врагов, то тем паче я должен вступиться за основоположников нашего движения, за брошенных в тюрьмы фалангистов. Их нужно тотчас выпустить». Далее командующий Иностранным легионом предсказал: наступит день, когда испанцы — националисты и «красные» объединятся и освободят страну от иностранцев.
Ягуэ не остановился на сказанном и заговорил о широких политических репрессиях в националистической Испании. Генерал во всеуслышание осудил аресты и наказания испанцев только за то, что они раньше состояли в профсоюзах или давали платные объявления в социалистических газетах: «Их следует немедленно освободить и вернуть их семьям. В их семьях — не только пустота и горе, в них закралось сомнение». Он призвал освободить Эдилью и его соратников. Давно симпатизировавший Фаланге Ягуэ закончил речь фалангистским кличем «Воспрянь, Испания!».