В арьергарде колонны ехал, о чем-то задумавшись, Зулин — рука тролля лежала на рукояти метательного топора, а его длинные, покрытые жестким зеленоватым мехом уши нервно шевелились, ловя малейший, доносящийся со стороны звук.

Зулину не особо хотелось отправляться в это путешествие, и согласился он на предложение Рейна исключительно потому, что к Лотару, старому товарищу по детским играм, он все еще питал расположение, несмотря на то что тот давно уж позабыл прежнюю дружбу. Настроение у Зулина было хуже некуда теплое солнце, радовавшее всех в округе своими ласковыми лучами, доставляло троллю массу неудобств и вызывало с трудом сдерживаемое желание забраться куда-нибудь в тенек, в прохладу, где сыро и сумрачно. Хотя он и привык находиться на солнце — ему это выпадало чаще, чем любому из его сородичей, но перебороть свою породу он до конца не мог и яркого света не любил. Впрочем, он давно уж смирился с мыслью, что не такой, как все, — и относился к этому с философским смирением. По крайней мере тогда, когда выхода у него не было.

Кони шли мерным шагом — особой спешки не было, и загонять лошадей почем зря граф не счел нужным. Впереди было пять дней пути — с ночлегами в приличных гостиницах, со сменой лошадей — в общем, со всеми возможными в дороге удобствами.

Аманда поймала себя на том, что оглядывается по сторонам — хотя пока беспокоиться ей было не о чем. Найти-то ее, конечно, найдут, но не так быстро. По крайней мере недели две понадобится охотникам, чтобы выйти на ее след, и до истечения этого времени она может быть более или менее спокойна. Аманда не сомневалась, что в случае необходимости отправит на тот свет не одного из желающих получить награду за ее голову, но это уже не будет иметь особого значения, на каждого убитого охотника за головами всегда найдется пара-тройка других, считающих себя более удачливыми.

И все же она ничего не могла с собой поделать, озираясь и прислушиваясь к доносящимся из лесной глуши звукам всю дорогу, вплоть до первого ночлега. Измотанные нервы свалили ее с ног и погрузили в беспокойный сон, она вздрагивала и что-то бессвязно бормотала, пока Рейн не обнял ее и не прижал к своей могучей груди. Только тогда она чуть расслабилась и, полностью отдавшись под защиту любимого мужчины, задышала ровнее…

Однако наутро прежние страхи вернулись, и снова каждый шорох казался ей отзвуком шагов врага, каждая дрогнувшая под порывом ветра ветка заставляла вздрагивать и испуганно озираться. Ей стало полегче, когда лес кончился и теперь дорога шла через поля, где трудились сервы, — графиня была убеждена, что ее бывшие соплеменники не станут нападать при большом скоплении народа не в их это характере, охотники чаще атаковали своих жертв под покровом ночи и тогда, когда те меньше всего этого ожидали.

Рейн заметил метания возлюбленной, но отнес это на счет недавно сказанных ею слов об угрожающей ей опасности. Сам он старался держаться рядом с ней, не отходя ни на шаг, и кисть его правой руки всегда находилась в непосредственной близости от эфеса странного меча — прощального подарка отца.

Вторая и третья ночь прошли спокойно — напряжение постепенно спадало, и графиня почувствовала себя увереннее. Воз-можно, ее мнение о способностях охотников Клана, основанное по большей части на их же собственных рассказах, было порядком преувеличено и, может быть, так уж легко найти ее они не смогут.

А на следующую ночь они ее нашли.

— Погулять? — Аманда отрицательно покачала головой. — Не хочу.

— А что за удовольствие сидеть здесь весь вечер? — пожал плечами, Рейн, подходя к девушке и обнимая ее за плечи. — Сегодня праздник, дочка старосты замуж выходит. Для них появление самого графа — большая честь, помнить будут долго.

— Граф намеревается воспользоваться своим правом? — съехидничала Аманда, хотя самой себе она готова была признаться, что ответ на этот вопрос почему-то значит для нее неожиданно много.

— Мне никто, кроме тебя, не нужен, — посерьезнел Рейн. — Но пойми, любовь моя, наше отсутствие на празднике воспримут как пренебрежение. Не стоит обижать этих людей, в конце концов, они наши подданные.

— Знаешь, — задумчиво проронила Аманда, — я иногда удивляюсь, насколько же ты бываешь разным. Да, ты прав. Нельзя оскорблять их гостеприимство… но тогда мы пойдем все, и твои солдаты тоже. И пусть все будут с оружием.

— Аманда, милая… я же вижу, ты чего-то боишься. Скажи мне, что тебя гнетет? Нет ничего такого, от чего я не смог бы попытаться защитить тебя. В конце концов…

— В конце концов, друг мой, есть многое, чего ты не знаешь, — вздохнув, ответила графиня. — А кое-чего и впредь лучше не знать.

— Ты ужасно таинственная женщина… но тебе это чертовски идет. Ну, так и не скажешь?

— Не скажу! — рассмеялась Аманда. — Ладно, давай собираться.

Она придирчиво осмотрела свой не слишком обширный гардероб, но остановила выбор все на том же дорожном костюме, только другого цвета, алом, так великолепно гармонировавшем с ее волосами. Рейн, в черном камзоле и наброшенном поверх него голубом плаще, выглядел просто роскошно, но рядом со своей огненной спутницей даже как-то мерк. Впрочем, эта великолепная пара, безусловно, прочно притягивала к себе взгляды, и любой признал бы — эти мужчина и женщина созданы друг для друга.

Торжество только еще начиналось, когда они появились у праздничного стола. Жених — симпатичный вихрастый парень, поглядывал на графа с некоторой опаской. Хотя здесь, в трех днях пути от замка, и не слишком страдали от привычки прежнего властелина Андора пользоваться своими привилегиями, тем не менее слушок о невинных шалостях графа доходил и сюда. Хотя о молодом Рейне и говорили, что он по уши влюблен в свою мачеху и совершенно не интересуется другими женщинами — надо отдать должное, некоторые из рассказчиц говорили об этом с сожалением, — но очень уж хороша, по мнению парня, была невеста, чтобы он мог быть полностью за нее спокоен.

Рейн, отвесив легкий полупоклон, церемонно преподнес новобрачным свой подарок — две полновесные золотые марки. По толпе пронесся восхищенный шепоток — дар был действительно хорош, на такие деньги молодые и дом справят, и скотины прикупят.

Плотная, румяная невеста, рослая — на полголовы выше своего нареченного, — с длинной, почти до пят, русой косой толщиной чуть ли не в руку, с неловкой и застенчивой улыбкой приняла монеты и низко поклонилась графу, который отечески поцеловал ее в лоб и похлопал по плечу осоловевшего от свалившегося на него богатства жениха.

Стол был накрыт под открытым небом — староста показал себя щедрым хозяином и пригласил на пиршество чуть ли не всю деревню.

Огромный, целиком зажаренный хряк источал чарующий аромат, горами громоздились на прогнувшихся столах копчености. Миски с соленьями и стопки блинов соседствовали с жареными курами и дымящимися горшками с запеченной вместе с грибами и сметаной картошкой.

Особое место уделялось пирогам — с луком и мясом, с яйцами куриными и яйцами перепелиными, с капустой и с острым сыром, — на славу постарались хозяйки. Да и то сказать — снедь готовить собралась чуть не половина женщин села. На столах были и обычные, привычные местным напитки — пиво да крепкая бражка, но перед графом и сидящими по правую от него руку молодыми поставили и диковинное, издалека привезенное и долго до сего дня хранившееся в подвалах старосты дорогое вино — теперь оно густой рубиновой струей устремилось в новенькие глиняные кружки, которым сегодня под конец пира суждено было быть разбитыми в честь новобрачных и для процветания их молодой семьи.