Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему уже было известно о том, что в Андроповске действует капитан Волков из КГБ — вновь помогли друзья из тринадцатого. Но лишь на месте Борис узнал, насколько здесь все серьезно. Там, в Москве, ему не полностью раскрыли весь масштаб бедствия. И хоть до столицы уже доносились пугающие слухи, читатели «Московского вестника» думали, что дело всего лишь в распоясавшихся бандитах, на которых сломали зубы местные Анискины.
Мол, рассекают по маленькому Андроповску жестокие убийцы на черной «Волге», возможно, иностранные шпионы или отечественные мафиози, о которых сейчас много стали говорить. Но мысли о чем-то более глобальном, более масштабном, вряд ли кому приходили в голову. А Лапин, анализируя совпадения в разных точках СССР и соседних стран, подозревал массовый заговор. В мистику и прочую паранормальщину ему верить не хотелось, и его собственной рабочей версией была разветвленная сеть западных диверсантов. А может, как еще раньше по секрету обмолвился один чекист-отставник, дело было в испытании секретного оружия, вышедшего из-под контроля. Как бы то ни было на самом деле, Борис поставил себе твердую цель выяснить это.
Заселившись в андроповскую гостиницу, он планировал выйти на Волкова, чтобы узнать у него подробности, но знакомый предупредил его, что капитан плохо идет на контакт. Вера, спутница Волкова, на чары Бориса не поддалась, хотя он проявил все свои умения, ухаживая за ней в столовой. В итоге словоохотливый администратор Лев Гаврилович Бушматов «сдал» ему следователя из Калинина — Валерия Камышева, ведущего дело черной «Волги» от УВД облисполкома. О том, что Бушматов «двойной агент», Лапин с улыбкой понял сразу — тот чуть ли не записывал его нарочито странные вопросы, а лицо пожилого администратора читалось как раскрытая книга. Так и вышло — Бушматов, даже не заметив, что журналист рядом, тут же передал о нем информацию следователю.
Молодой калининский сыщик Борису понравился — спокойный, уверенный в себе и знающий цену информации. И если капитан Волков из КГБ так и остался непробиваемой крепостью, то Камышев, правильно держа дистанцию, на контакт все же шел. И делал это профессионально — давал журналисту наводку, преследуя при этом свои цели. По большому счету использовал его, Лапина, журналистский азарт, но сам Борис не был против. Наоборот — ведь именно так он работал со своими друзьями в столичных органах.
О местном сиротском приюте Лапин уже имел представление — в слухах и домыслах не было дефицита, достаточно было пройтись по магазинам и рядам центрального рынка. Уже знакомые ему синезубые, таинственная черная машина, загадочные исчезновения и еще целый ворох городских легенд вроде парка на костях, а также проклятого детского дома — Борис впитывал все это как губка, тщетно пытаясь найти рациональное объяснение. Он верил, что оно есть, просто нужно его откопать среди суеверного хлама.
— Вот он, этот детдом, — таксист остановил возле старинного здания посреди мрачного леса. — Еще с царских времен остался.
— Спасибо, — поблагодарил шофера Борис. — Сколько с меня?
— По счетчику, — радушно пожал плечами таксист, но Лапин опытным взглядом считал в его глазах тонкий намек.
— Вот, пожалуйста, — журналист отсчитал несколько купюр и монет, потом положил отдельно новенький хрустящий рубль. — А это, как говорится, вам на чай.
— Всегда приятно иметь дело с воспитанными людьми, — заулыбался таксист. С Лапиным он попрощался как с закадычным другом, лихо потом развернувшись на маленьком пятачке и уехав на своей желтой «Волге» по направлению к городу.
— Кис-кис-кис, — перед входом намывала спинку черная кошка, резво ускакавшая в кусты, едва журналист подошел к двери.
Иван Николаевич Гальперин, директор детского дома, уже его ждал — они заранее договорились по телефону. Но обстановка в учреждении, как отметил Лапин, была тревожная. Он даже удивился, что ему на этом фоне все же не отказали в аудиенции.
— Здравствуйте, Борис, — поприветствовал его Гальперин в пустом коридоре.
— Добрый вечер, Иван Николаевич, — Лапин ответил на крепкое рукопожатие, осторожно затем оглядевшись по сторонам.
Детские спальни в основном были закрыты, но из некоторых сквозь узкие щелочки в дверях выглядывали маленькие любопытные глаза и пыхтели носы.
— Возможно, вы слышали, у нас тут ЧП… — директор виновато развел руками, а потом кивком головы пригласил Лапина следовать за ним. — Наш доктор, Савелий Прокофьевич Верховцев, пропал. Он у нас заядлый грибник, так что вряд ли заблудился. Боюсь, мы должны подозревать худшее.
— В милицию вы ведь обращались? — осторожно поинтересовался Борис.
— У милиции сейчас и так дел по горло, — Гальперин покачал головой. — Но мы, разумеется, сразу же сообщили. Вы знаете, раздражает то, что в лесу вокруг Андроповска сейчас куча милиции и военных, но ни эту чертову «Волгу» не могут найти, ни нашего доктора.
Они вошли в кабинет директора, следом, покашливая и прихрамывая, шагала подтянутая и сухая женщина лет пятидесяти с туго собранными на затылке волосами. Борису ее движения показались неестественными, будто у зомби из американского фильма, который они с коллегами смотрели на закрытом показе.
«Вроде бы еще совсем не старая, — отметил он про себя. — Хотя, возможно, это артрит или последствия раннего инсульта…»
— Чай, кофе? — поинтересовалась женщина одновременно у Гальперина и журналиста.
— Мне, пожалуйста, кофе, — попросил Лапин.
— Ираида Петровна, будьте добры, — обратился директор к своей помощнице. — Мне как обычно.
Женщина кивнула и, все так же прихрамывая, покинула кабинет.
— Ну-с, — старорежимно выразился Гальперин. — Вы тоже хотите меня пытать на тему черной «Волги» и пожара восемьдесят четвертого года, когда меня здесь в помине не было?
Разумеется, Лапин хотел задать и эти вопросы. Но, будучи опытным журналистом, понимал, что разговор с изначально настроенным против собеседником не состоится. А потому решил зайти с относительно безопасного фланга.
— Иван Николаевич, я бы вас попросил рассказать о легендах про ваше учреждение, — вежливо сказал Борис, доставая портативный японский диктофон, подарок нынешнего редактора, и незаменимый блокнот. — Знаете, сейчас людям интересно все то, о чем раньше было не принято писать…
— Понимаю, — директор заметно расслабился. — Я, конечно, не любитель всего этого паранормального… Но история у нашего детского дома и впрямь загадочная. Начнем с того, что пожар, случившийся до революции, это еще не все. О нем просто говорят чаще, потому что воспитанники погибли. Это ведь шок, кошмар, и неважно, когда такое произошло — до революции или после… Но о призраках здесь рассказывали еще при царе.
— Обычное дело, — с пониманием кивнул журналист. — В каждом уважающем себя городе обязательно должен быть дом с привидениями. Только Октябрьская революция это
