Мосс с трудом оторвался от созерцания. Они вдвоем осторожно подобрались к самому краю ущелья. Иризис вцепилась в шест, удерживая его от падения, а Мосс ползком пробрался по шаткой конструкции и освободил Ниша. Вся операция заняла немного больше времени, чем требовалось по мнению Иризис, но девушка решила не обращать на это внимания. Если Мосс и допустил какие-то вольности по от-230 ношению к Нишу, это будет не слишком большой расплатой за его неловкость.

Наконец все трое выбрались на ровное место. Ниш побледнел и дрожал.

— Отнеси его на завод, — сказала Иризис Моссу.

Тот безропотно взвалил потерпевшего на плечо, положил ему РУКУ пониже поясницы и поплелся к воротам. Уже через полчаса механик был водворен на койку в госпитале, у стены, примыкавшей к одной из печей. Изнутри его согрели чашкой бульона из вяленых рыбьих голов. После чего Иризис пришлось отправиться в шахтерскую деревушку к Фли-ну за четырьмя бутылками самогона.

Мосс, получив плату, сорвал упаковку с одной из бутылок и сразу отпил почти половину. Потом он пошатнулся, хихикнул и заглянул в глаза Иризис.

— Желаю удачи в охоте на девушку с кристаллом, — произнес он и поплелся прочь, позвякивая бутылками.

Иризис осталась неподвижно стоять, глядя ему вслед и гадая, откуда этот дурачок знает о таких делах. «В конце концов, он ведь все время вертится вокруг и подслушивает, о чем говорят на заводе», — решила она.

Девушка вернулась в комнату, и Ниш неуверенно улыбнулся при ее приближении.

— Даже если ты на всю оставшуюся жизнь будешь моим рабом, ты не сможешь отплатить за сегодняшние хлопоты, — ворчливо произнесла Иризис.

То, что Ниш спас ее собственную жизнь, только усугубляло его вину.

Ниш уселся в постели и непринужденно усмехнулся:

— Об этом можно поспорить. Пока я висел между небом и землей, а ты смотрела, как Мосс лапает мою задницу, мне пришла в голову идея, которая спасет нас обоих.

Дрожащая Юлия скорчилась в углу комнаты. В помещении было холодно, но она все равно сбросила с себя одежду и раскидала по полу. Ее шаровары и рубашка, сотканные из тончайшей шерсти ягнят, были бы хороши даже для нежной кожи младенца, но кожу чувствительницы их ткань раздражала при малейшем движении.

Юлия закрыла ладонями уши, чтобы хоть на время отвлечься от какофонии звуков, доносящихся со всех сторон. Даже сейчас шум проникал в ее мозг. Мышка, бегущая под крышей, топала, словно шахтер в своих горных сапогах. Юлия слышала даже движения паука: вот он прядет свою сеть, а вот направляется куда-то в сторону, и под его лапками шуршат шелковые нити паутины.

Запахи досаждали не меньше. Юлия знала, когда кочегары меняли чан со смолистым топливом. Для них это не имело никакого значения, а для нее разница представлялась такой же очевидной, как между яблоком и луком. Она всегда могла определить, с какой стороны дует ветер. Восточный приносил с собой запахи соли и рыбы, коптившейся под открытым небом неподалеку от Тикси. Северный ветер — отвратительную вонь дегтя, аммония и человеческих экскрементов из сточных труб. Южный ветер радовал восхитительными ароматами сосновых веток и смолы, но только в теплые дни. Ветер с запада не имел никакого запаха, поскольку дул с гор, где не было ничего, кроме камней и снега.

Юлия различала каждого, кто проходил мимо ее двери, словно собака, узнающая всех только по запахам. Девушка насчитала больше сотни людей; некоторые воняли потом и немытым телом, другие обладали приятным запахом, третьи маскировали недостатки гигиены резкими духами. У одной из пожилых женщин были такие гнилые зубы, что Юлия чувствовала ее приближение с дальнего конца коридора.

Из всех безымянных существ она различала только четверых. Ял-Ниш обладал отвратительным сладковатым запахом с металлическим привкусом. Юлия хорошо его изучила после долгой дороги от самого Фассафарна. При воспоминании о главном следователе она боязливо поежилась. Он делал вид, что заботился о чувствительнице, но на самом деле ему было все равно, что она ощущает. Ял-Ниш отчаянно стремился к посту наместника и боялся только двух вещей: гнева своей жены, Раньи Мгел, и неудовольствия действующего наместника Эйнунара, Ксервиша Флудда. Запах Ял-Ниша напоминал Юлии о ее детстве, которое она предпочла бы забыть навсегда.

Еще она познакомилась с дознавателем Фин-Мак, пахнувшей мылом из розовых лепестков. Вероятно, она мылась не менее шести раз на дню, поскольку сумела совершенно уничтожить собственный аромат. Фин-Мак разговаривала самым тихим и нежным голосом, который ей приходилось слышать за последние годы. Она действительно заботилась о Юлии, но не настолько, чтобы это казалось настоящей привязанностью. Фин-Мак была поглощена собственными переживаниями.

Третьим человеком была Ниг-Гу, приносившая Юлии еду и убиравшая в комнате. От нее шла настолько сложная смесь различных ароматов, что Юлия решила: женщина моется не более одного раза в год. С Иризис Юлия познакомилась в последнюю очередь. Эта женщина тоже пахла в основном цветочным мылом, но все же ее собственный запах — чувственной женственности — пробивался сквозь парфюмерию. Юлия еще не определила своего отношения к новой знакомой. В ее голосе порой слышались резкие ноты, и она явно обладала не самым лучшим характером, но чувствительница смогла распознать в ней скрытую душевную теплоту.

Недавно запомнившийся ей аромат интересовал Юлию больше всех остальных. Его носитель, молодой мужчина, появился в комнате вместе с Иризис, потом он вернулся один и упал возле самой двери. Его запах довольно сильно отдавал мускусом, но он каким-то непостижимым образом согревал Юлию изнутри. Еще от мужчины пахло металлом, машинным маслом и кровью. Голоса его девушке пока не приходилось слышать. Мужчина был тем более особенным, поскольку Юлия причинила ему боль. До сих пор она только страдала сама, но ни разу никого не ударила. И он даже не наказал ее; поистине необычный человек. Юлии захотелось встретиться с ним еще раз, и она ждала его появления.

А пока она мысленно вернулась в Фассафарн, где провела большую часть из своих восемнадцати лет. Она вовсе не была умственно отсталой, как считало большинство окружающих, совсем нет. Да, она не умела читать и писать, но только потому, что белая бумага слепила ее. Жизнь Юлии была ограничена ее жизненным опытом, и она изучила ее так, как никто другой на всем Сантенаре.

Впервые она встретилась с Ял-Нишем еще двенадцать лет назад, когда в шестилетнем возрасте, как всякий другой ребенок, предстала перед экзаменатором. В другое время ее сочли бы сумасшедшей и выбросили на улицу или направили в приют для неполноценных детей, где бесконечные мучения сломали бы чувствительницу окончательно. Но Ял-Ниш оказался внимательным экзаменатором, да и времена требовали особого отношения к дамским странностям. В то время Совет Наместников издал приказ с особым вниманием относиться к детям с нестандартными способностями, особенно такими, которые могли иметь отношение к Тайному Искусству. Человечество было втянуто в войну на выживание, и никто не мог предугадать, где и когда потребуются способности к колдовству.