– Эй, Хьянг! Ты дома?

Вместо ответа из зеленой путаницы листьев показалась и поплыла к земле корзина – лифт. Навстречу ей ввысь пополз массивный чугунный противовес. Том с Надеждой забрались в корзину и взмыли на шестидесятифутовую высоту. На этом «этаже» Хьянг Нгуен встречал гостей. Возрастом Хьянг был под стать Надежде; оказалось, они знакомы – участвовали в конференции в Хошимине лет тридцать пять тому назад.

– Да, тесен мир, – весело сказал Том. – Могу поклясться, он специально так устроен, чтобы каждый мог встретиться с каждым.

Хьянг кивнул, улыбаясь желтым лицом:

– Считают, что через цепочку из пяти знакомых – не более – человек оказывается связанным со всеми людьми, живущими на Земле.

Они уселись на открытой террасе, еле заметно колышущейся в воздухе вместе с огромной ветвью – опорой террасы, пили зеленый чай и беседовали.

Хьянг исполнял обязанности мэра Эль-Торо и являлся главной фигурой в городском планировании. Он с увлечением рассказывал о своих делах и замыслах. Под началом Хьянга несколько тысяч человек, живущих в роще сикоморов, подобно белкам на ветках, изо всех сил трудились над технологией создания жизнеспособного генного комплекса.

Надежда рассмеялась:

– Опять Диснейленд, правда? Беличий домик для шведской семьи из десятка любовников.

– Совершенно верно, – непринужденным тоном отозвался Хьянг. – Я рос в Малом Сайгоне, что над Садовой рощей, и поездки в Диснейленд запомнил как лучшие дни детских лет. Это было поистине волшебное царство. И хижины на деревьях мне сызмальства нравились. – Он запел простенький мотив, который без конца повторялся в дереве-баньяне Диснейленда (сотворено дерево было из бетона и пластика, но маленького Хьянга это вовсе не смущало). Том подхватил мелодию. – Я мечтал спрятаться где-нибудь, когда парк будет закрываться, и провести целую ночь в хижине на этом чудесном дереве.

– Я тоже! – воскликнул Том, прослезившись.

– А вот теперь я сплю в такой хижине все ночи. Ни я, ни мои соседи – никто не жалуется, – с улыбкой заключил Хьянг.

Надежда поинтересовалась, как у них все начиналось, и Хьянг рассказал эволюцию любителей деревьев. Апельсиновые плантации, база морской авиации, опытный ботанический участок правительственного подчинения, станция генной инженерии – все эти заведения решились на подвиг: объединиться в Эль-Торо. Часть апельсиновых садов уже существовала. Группа, руководимая Хьянгом, убедила городские власти позволить строиться на деревьях, и воздушные хижины быстро стали геральдикой города.

– Растительное существование или, если быть более серьезным, обитание на деревьях – наша философия, образ бытия, – говорил Хьянг. – Теперь по всей стране расплодились наши последователи, есть даже Всемирная ассоциация древесных городов.

– Ну уж если вы сумели сделать такое, – сказала Надежда, – то наверняка сумеете помочь спасти один малюсенький холм в Эль-Модене.

Надежда и Том стали объяснять Хьянгу ситуацию, тот закивал головой:

– Да, чертовски с вами согласен, просто чертовски. Это дело не юридической возни, здесь необходимо – да и достаточно – завоевать мнение горожан.

– Я знаю, – отвечал Том. – Тут-то как раз и сидит закавыка. Предложение о застройке холма внес сам мэр, а он пользуется популярностью. И почти наверняка сможет набрать большинство голосов в свою пользу.

Хьянг хмыкнул:

– Тогда вам не повезло. Но главная закавыка, вернее, главная действующая пружина, таится совсем не там, где вы думаете. Не в Совете она спрятана и не в суде, она – они, ваши действующие или противодействующие силы, сидят по своим домам. – Хьянг снова растянул губы в улыбке. – Хорошая штука демократия, когда ты в большинстве, точно?

– Ладно, ладно… Есть ведь законы, защищающие права меньшинств. Должны быть. Охрана меньшинств, земли, животного мира…

– Есть, конечно. Да только можно ли их применить к вашему случаю?

Том в задумчивой неуверенности со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Вам надо начать широкую общественную кампанию. Сделать обсуждение публичным настолько, насколько возможно. Мне кажется, это сработает лучше всего…

– Хм-м.

И опять рот Хьянга расплылся в тонкой восточной ухмылке:

– …Если только не окажет обратного эффекта.

Зазвонил телефон; Хьянг спустился по трехпролетной лестнице, покинув комнату с множеством окон, которую поддерживала, сгибаясь и пружиня под ее весом, огромная ветвь. Гости, оставшись одни, глазели по сторонам; чувствовалось, как легкий ветерок колышет жилище. Ощущение, что ты на высоте, не покидало ни на секунду; солнечные лучи рассеивались зеленой листвой. В какое окно ни глянь, огромные деревья заслоняют ближний вид, а там, дальше – местами рощи, местами открытое пространство: хочешь, разбей сад; хочешь, проложи тропинку… Прямо-таки услада для рецепторов, зрительных и слуховых.

– Здешнее место привлекает своим младенческим, даже зачаточным обликом, – заметила Надежда. – Простота, безыскусственность рельефа, структурная прозрачность, какое-то непонятное очарование…

– Это в тебе говорят гены, – откликнулся Том. – Миллионы лет деревья служили нам домом, убежищем в саванне, полной опасностей. Так что, дорогая, твоя нежданная любовь к древесному образу жизни, можно сказать, изначально запаяна в мозг; со временем сверху наросли новые нервные ткани, а древолюбие осталось под ними, как глубокая внутренняя структура, и мы никогда не утеряем ее, не забудем, какими бы радужно-яркими зайчиками ни пускали в нас, пытаясь ослепить блеском стекла и металла. Может быть, нам стоит переехать жить сюда…

– Может быть.

В комнату поспешно вернулся Хьянг. Вид у него был озабоченный.

– Пожар на холмах к востоку отсюда. Огонь быстро движется. Похоже, в ваших местах.

И правда, они разглядели белый дым над холмами, влекомый сюда ветром. Том поднялся на ноги:

– Нам надо идти.

– Конечно. Берите машину, за велосипедами вернетесь потом. Я позвонил, на станции готовят автомобиль. – Хьянг нажал кнопку подъемника, и громоздкий черный противовес пополз с земли вверх.

* * *

Низовой пожар в калифорнийских предгорьях летом – явление страшное. И не только потому, что растительность на склонах позасыхала, но еще из-за ее, растительности, более чем превосходной горючести, ибо деревья и кустарники здесь очень смолистые – это помогает им пережить долгое время засухи. Когда случается пожар, мексиканский кустарник, манзанита, кустарниковый дуб, а из травянистых – полынь и многие другие растения даже не горят, а буквально взрываются. Особенно когда дует ветер. Он снабжает пожар дополнительным кислородом и перебрасывает огонь на все новые кусты, уже накаленные солнцем чуть ли не до температуры самовозгорания, когда достаточно малой искры, чтобы их охватило бушующее пламя. При сильном ветре создается впечатление, будто склон полит бензином, так быстро все на нем вспыхивает.