Смешно. Он вспомнил, как впервые подключался к Интернету. Тогда Интернет открыл ему глаза на сущность религии и институт церкви как таковой.

Вольский всегда относился к церкви неприязненно, считая ее сугубо дисциплинарным институтом, созданным специально, чтобы призвать к порядку толпы слаборазвитых в нравственном отношении людей, дать им некий свод правил жизни и заставить выполнять эти правила под страхом адских мук, ухудшения кармы и т. п. Ему всегда было смешно слушать о таинствах, значении церковных ритуалов и уж тем более смотреть на раскормленных священников, утверждающих, что сан дает им право чуть ли не на прямое общение с Творцом. И вот, счастливо прожив с такими взглядами много лет, Вольский решил подключиться к едва только появившемуся в родном отечестве Интернету. Провайдер тогда был один-единственный, так что выбирать не приходилось. Вольский внес деньги на счет, завел логин и пароль, зарегистрировался и жадно припал к неисчерпаемому источнику знания (общения, радости, изумления и чего там еще). Сидя в сети, он подумал, что процедура подключения очень напоминает процедуру крещения, например. Имеется некий провайдер – абстрактная группа лиц, которая непостижимым для тебя, дурака, способом напрямую контачит с единой информационной сетью и может дать выход в нее каждому, кто заплатит немножко денег и пройдет процедуру инициации: заведет логин (имя, данное при крещении), соблюдет необходимые формальности (для церкви – таинство крещения с хождениями вокруг купели и пр., для сети – заполнение каких-то непонятного назначения окошек и ответы на непонятно с какой целью задаваемые вопросы). После чего некий выход в Сеть (в сфере религии – доступ к Всевышнему через посредника) у тебя есть. Остается регулярно платить немного денежек (в лоне церкви – возносить молитвы, читать суры, исповедоваться, петь мантры) – и доступ будет открыт всегда.

«Возможно, различные религии и их служители – это просто различные провайдеры и сотрудники компаний, обслуживающие выход к Богу», – подумал тогда Вольский. Если допустить, что некий Бог все же существует…

Сейчас он снова подумал: «Черт его знает, может, это и вправду работает…» Может быть, если он выберет хорошего провайдера и подключится прямо сейчас, и оператор введет правильный код (в горе и радости, в жизни и смерти…), где-нибудь там, в бесконечной вселенной, они с Соней подключатся друг к другу и действительно будут вместе навсегда – и по эту сторону, и по ту… Ведь если он не знает, что там, на той стороне – это вовсе не значит, что там ничего нет. И если он не знает, как осуществляется связь между душами, это не значит, что связь в принципе отсутствует. Законы жизни и законы смерти объективны, как законы оптики или термодинамики. И независимо от того, верит Вольский в них или нет, понимает их, или не понимает, они работают. Так может те, кто поклялся перед Богом никогда не разлучаться, действительно остаются вместе всегда, вечно?..

– Федор! – гаркнул Вольский в коридор. – Федор! Телефон дай мне!

…Священник явился в палату через сорок минут – молодой, с хорошим открытым лицом, в адидасовской куртке поверх рясы. В сущности, Вольскому было все равно, к какому провайдеру обратиться. Если бы поблизости оказалась буддистская пагода или католический костел, то, возможно, на месте этого парня в рясе сейчас стоял бы желтолицый лама или ксендз с тонкой усмешкой на бледных губах. Какая разница, кто? Бог, также как и Интернет, один на всех… Просто православный храм оказался ближе, чем буддистский…

Это было самое странное венчание, которое только можно себе вообразить. Соня лежала, накрытая белой простыней, и выглядело все так, будто молодой священник не венчать ее пришел, а соборовать. Сестра, менявшая невесте капельницу всхлипнула, когда Слободская положила Соне на грудь белую розу. Медсестра вышла в коридор. Слышно было, как она там плачет и негромко причитает: «Господи, такая молодая, жить бы да жить… Жалко-то как…»

Незадолго до прихода священника Соня пришла в себя. Вольский знал: это ненадолго. Надо было торопиться. Он наклонился к ней, прижался щекой.

– Не уходи, – попросила Соня.

– Я здесь, – шепнул Вольский ей в самое ухо. – Всегда с тобой. Хочешь что-нибудь?

– Тебя… – шевельнулись Сонины губы.

– Ты пойдешь за меня замуж? – спросил Вольский Соня слабо улыбнулась потрескавшимися губами и прикрыла глаза.

Она оставалась в сознании, пока молодой человек в рясе кропил вокруг святой водой, лишь ненадолго ушла в небытие, когда Дуся и Федор, призванные в свидетели таинства, обходили больничную койку с венчальными свечами в руках. Потом Соня снова открыла глаза. Над ней сияла сусальным золотом тяжелая корона. Глядя, как Дуся держит над Сониной головой эту самую корону Вольский едва сдерживал слезы. Соня походила на мертвую царевну: белая, с розой на груди, с короной над головой, прекрасная, далекая.

«Нет! – зло подумал Вольский. – Врешь! Я останусь с ней, даже если не смогу удержать ее здесь. И тогда мы посмотрим, тогда мы еще посмотрим!»

Сейчас он действительно верил, что еще не проиграл. Кто там ходил за любимой в царство теней? Орфей? Да, Орфей и Эвридика. И ведь все у них хорошо закончилось, разве нет?.. «Нет, – вспомнил он. – У них все закончилось плохо». Орфей уже почти вывел Эвридику из царства теней, когда она обернулась и превратилась в камень. Но Соня не станет оборачиваться. Он не позволит. Он будет держать ее лицо в ладонях, и все у них будет гораздо лучше, чем у глупой Эвридики…

– В богатстве и бедности, – говорил тем временем молодой священник. – В горе и в радости…

– Да! – отвечал Вольский – Да, да, да.

И Соня шевельнула губами, произнося неслышное «да».

Теперь они были вместе. Теперь они будут вместе всегда, даже если произойдет временный дисконнект…

Священник ушел. Вольский снова сел в кресло, взял Соню за руку Наверное, он задремал, потому что когда открыл глаза, было уже темно, и только синий дежурный свет горел над кроватью. Вольский потряс головой, наклонился над Соней, поцеловал в лоб. Она снова была без сознания. Вольский глянул на осциллограф, и внутри все похолодело: светящаяся точка, прежде медленно ходившая по экрану, сейчас носилась вверх-вниз, как сумасшедшая.

– Федор! – заорал Вольский. – Боря! Кто-нибудь, врач! Сюда!

Федор, Боря, дежурный врач и кто-нибудь в лице двух хорошеньких сестер затопали по коридору и в палату ввалились практически одновременно.

– Что случилось? – переводя дух, спросил Борис Николаевич.

Сгорбившись над Соней, никого не стесняясь, Вольский плакал.

– Боря, – сказал он, поднимая на доктора Каравченко до краев наполненные детским страхом глаза. – Боря, она умирает.

Вольский мотнул головой в сторону осциллографа. Боря тоже глянул – и заорал вдруг:

– Анжела, быстро, адреналин неси, тридцать кубиков!

Потом положил Вольскому руку на плечо и сказал:

– Аркадий Сергевич, она не умирает. Совсем наоборот.