Дженни провела четыре дня бесплотных надежд и по-прежнему не знала ответа на вопрос, буквально пожиравший ее изнутри, – как ей остаться любовницей Гарета, не став его содержанкой?

Ответ, наконец, пришел к ней на четвертый вечер. Как обычно, Гарет вошел в ее комнаты, когда лучи заходящего солнца окрасили улицы в красный цвет. Он имел формальный, торжественный вид: черный фрак, хрустящая белая рубашка, жилет в желтую полоску и шелковый галстук.

– Ты собираешься куда-нибудь сегодня? – спросила она.

Он пожал плечами, несколько более сдержанно, чем обычно.

– Сюда. Только.

– Не думаешь ли ты посетить оперу в этой квартирке?

– Увидишь, – произнес он, – просто закрой глаза.

Она так и сделала и устремила к нему лицо, ожидая поцелуя. Вместо этого его руки приподняли ее роскошные волосы, оголяя плечи. Он зашел ей за спину. И потом холодные, тяжелые камни опустились на ее шею.

Ее глаза внезапно раскрылись, когда он защелкнул замочек на шее. Она не могла понять, что он ей преподнес, пока не нащупала тяжелые камни на своей груди. Гигантские сапфиры, толщиной с большой палец руки, в обрамлении искусной золотой оправы. Самый большой камень подвески был словно наполнен изнутри глубоким, чистым голубым цветом, покоясь в ложбинке на ее груди. Ожерелье тяжким грузом давило на плечи.

Эта вещь, должно быть, стоила тысячи фунтов.

Ей казалось, что она весит тысячи фунтов.

Дженни попыталась нащупать застежку. Крючок выскальзывал из рук.

– Сними это с меня, – попросила она дрожа, не в состоянии думать.

– Тебе не понравилось. – Он тщательно произнес каждое слово, взвешивая их в уме, будто это один из гостей за его столом сообщил ему, что вино действительно превратилось в уксус.

– Конечно, мне оно понравилось. Оно прекрасно.

Однако ворот ее платья обтрепался, и из него торчали редкие нитки. Рядом с этими серыми нитками сияние драгоценных камней казалось нелепым и неуместным. Наконец ей удалось расстегнуть ожерелье и снять его с шеи. Она сложила спутанный клубок камней в его карман.

– Мне они нравятся. Но… не надо.

– Не надо – что?

Как же ему объяснить? Не надо удешевлять это. Не надо превращать в деньги.

– Не надо платить мне, – наконец прошептала она.

Возможно, то, что она имела в виду, было – не надо искушать меня. Потому что она не хочет быть на содержании у мужчины, а получится именно так, согласись она принять этот подарок. Камни душили ее, словно крича, что она просто вещь, купленная вещь, которую можно выбросить в любой момент, едва только она наскучит обладателю.

Он отвернулся.

– Это ведь не деньги, – наконец выговорил он. – Это украшения. Как я, по-твоему, должен поступать в тех условиях, в которые ты меня поставила? Покупать украшения? – Его голос проникал в нее, мрачный и обиженный.

– О каких условиях ты говоришь? Я не хочу от тебя вещей.

Уголки его губ опустились.

– Проклятье. Все снова не так. Я знаю, я должен был спросить Уайта. – Он посмотрел на нее. – Очень хорошо. Я не могу дать тебе мебель. Я не могу дать тебе украшения. Скажи мне, что я могу тебе дать?

Если бы между ними все было просто, она взяла бы и его деньги, и его ожерелье. Но что дальше? Она бы сама захлопнула на себе ловушку. Едва она примет что-нибудь от него, он начнет ее презирать. Это возвысит его над ней. На что же в таком случае ей надеяться?

Только на то, что он будет желать ее даже после того, как завоевал ее тело. На то, что она не потеряет собственное уважение, не даст ему свести себя до горстки полированных камушков.

Он приподнял ее голову за подбородок.

– Что ты хочешь, Дженни?

Она хотела его, хотела то неуклюжее и заносчивое существо, каковым он и являлся. Но это было не все.

Гарет не отрываясь смотрел ей прямо в глаза, и Дженни подумала обо всем том, к чему она в своей жизни стремилась. Уважение за свои собственные достижения. Независимость. Его любовь, свободную от всех осложняющих обстоятельств. Однако ни один из этих ответов не казался ей правильным, едва она пробовала произнести их.

Слово, которое так отчаянно искала она, подумала Дженни, – замужество. Ах, безусловно, она не имела в виду освященное англиканской церковью единение супругов, торжественное венчание со священником и многочисленными приглашенными. Слишком нереально, чтобы даже мечтать об этом. Но она хотела союза. Нечто, что удалось бы пронести через все радости и невзгоды совместной жизни. Союз, в котором подарки задумывались как проявление доброты и желания порадовать близкого человека, а не как финансовая подачка, ставящая одну сторону в унизительную зависимость от другой.

– Гарет, – Дженни снова споткнулась, произнося его имя, – я не уверена в том, что хочу. Но я точно не желаю таких отношений, когда ты покупаешь мое участие холодными камнями.

– А существует иной вариант? – спросил он тихо.

– Вариант, при котором… – медленно произнесла она и остановилась.

Она хотела его уважения. Она хотела, чтобы он никогда не посмотрел больше на нее свысока. Она хотела, чтобы он выбросил эти холодные камни, хотела, чтобы пропасть между ними – его титул, ее нищета – развеялась как дым на ветру. Одна мысль о зависимости от него сводила ее с ума. Она не могла себе позволить зависеть от него, потому что в один прекрасный, в один ужасный момент он покинет ее.

Так Дженни получила, наконец, ответ на свой вопрос. Как ей остаться любовницей Гарета, не становясь его содержанкой?

Никак.

Вопрос заключался лишь в том, займет это три месяца или три дня.

* * *

Еще один день близился к завершению, когда в дверь постучали.

– Мадам Эсмеральда?

Дженни подняла взгляд. Лучи весеннего солнца пробивались через входную дверь, которую она приоткрыла, чтобы дать доступ воздуху. Хлопья пыли взвихрились в потоке спокойного вечернего света, ворвавшегося в ее комнату вместе с застывшей на пороге фигуркой молодой девушки. Он освещал ее светло-каштановые волосы, собравшись перед ней в светящееся и сияющее облако. Дженни вскочила, пульс ее забился сильнее, она узнала представшую перед ней незнакомку.

– Перышко! – вскричала Дженни. – Простите, я имела в виду… мисс Эдмонтон, не так ли? Что вы здесь делаете?

Сестра Гарета была одета в изящное дорожное платье в черно-белую полоску, с высоким накрахмаленным воротником, обрамляющим ее миловидное личико, и узкими манжетами, подчеркивающими изящные запястья. В руках, на которые были надеты белоснежные перчатки, она сжимала расшитый блестящими бусинами ридикюль.

– У меня вопрос к вам.

Дженни нахмурилась, представив себе реакцию Гарета, обнаружившего свою сестру мило беседующей с женщиной, с которой он спит.