Взобравшись по крутой винтовой лестнице наверх, путешественники прямо в монастырском дворе перепаковали чемодан. Во-первых, для уменьшения веса (и, значит, последующего удешевления тарифа какого-нибудь «Ди-эйч-эла») выкинули из него в мусор явный балласт, типа, книжек. Затем в Ленчиков походный рюкзак положили туалетные принадлежности, куртки, цивильную обувь – плюс Катин кипятильник, а также купленную в Барселоне одежду от «Барберри» и туфли от «Брасселини», с которыми девушка не пожелала расстаться ни на минуту.

– А ты знаешь, Ленчик, – вздохнула Катя, упрятывая поглубже во внутренний карман куртки документы, – что послезавтра мы с тобой летим в Москву?

– Н-да? – рассеянно откликнулся юноша.

– Да – у нас обратные билеты из Венеции.

– Где мы, а где Венеция, – дернул плечами племянник.

Аббатиса надзирала над переупаковкой, не выпуская путников из поля зрения ни на минуту. Ленчик передал ей ключи от «Турбокорсара».

– Осторожней с ним, он очень хороший.

И на прощание он нежно погладил автомобильчик по запыленной мордочке. Грустно добавил, адресуясь к Кате:

– А ты так и не научилась включать заднюю передачу…

Но не успела девушка ответить, как в монастырскую калитку раздались громовые удары. Чей-то голос проорал по-испански:

– Policia! Abre la puerta![49]

Леня с Катей переглянулись: неужели действительно полиция? Может, по их душу? Но что они сделали противозаконного? Переночевали в монастыре?

Удары продолжались, и настоятельница подошла к воротам и открыла то самое оконце – через которое путешественники наблюдали засаду на подъездной аллее. В ту же секунду из амбразуры стремглав высунулась волосатая мужская рука и цепко схватила настоятельницу за рясу на плече. Затем с недюжинной силой притянула аббатису прямо к двери. Из оконца высунулся длинный кинжал и уперся своим острием прямо в ее жилистую шею. Катя с Ленчиком остолбенели.

По ту сторону ворот раздался грубый голос. Он говорил по-русски, но с явным хозарским акцентом:

– Аткрывай варота. Быстро, старая б…!

– Вы нападаете на духовное лицо! – пробормотала мужественная монахиня. – За это вас отлучат от церкви! – При этом она сделала жест в сторону спутников: бегите, мол, спасайтесь!

– Класть я хотел на твою церковь!! – проорал хозарин по ту сторону ворот. – Открывай живо, да?!

Не дожидаясь окончания этой сцены, Катя с Ленчиком бросились наутек. Они вбежали внутрь монастыря, затем – на винтовую лестницу, ведущую вниз, и помчались по ней в кромешной темноте.

В тот момент, когда они добежали, чудом не упав, до горнолыжного подвала, наверху лестницы уже раздались грубые мужские голоса.

Слава богу, настоятельница оставила незапертыми и дверцу в сарай, и ворота, ведущие на склон. Беглецы быстро нацепили приготовленное оборудование. Ленчик накинул на плечи рюкзак, в несколько неуклюжих прыжков на своей доске достиг обрыва, надвинул очки, крикнул Кате: «Давай за мной!» – и ринулся вниз, на снежный склон.

Катя в горных лыжах доковыляла до края пропасти, глянула вниз. От вида захватило дух, стеснило дыхание. Ленчик уже летел по белой целине, вздымая за собой тучу снежной пыли. А со стороны лестницы доносился топот мужских ног, и тогда Катя прошептала: «Господи, помоги!» – и прыгнула на ослепительный склон, стараясь попасть на след, оставленный племянником. Она не упала в момент касания земли (хотя и ужасно боялась этого), не провалилась в глубочайший снег. Ей удалось удержать равновесие, и, точно по следу, проложенному широким сноубордом юноши, она понеслась вниз – все быстрее и быстрее, быстрее и быстрее. Исчез страх высоты, стал не виден умопомрачительный пейзаж – осталась только искристая дорога перед глазами и возрастающий восторг полета – совсем как в далекой парашютной юности, когда она неслась в свободном падении. А скорость все увеличивалась, каждая неровность под лыжами передавалась на весь корпус, и Катя стала бояться, что она вот-вот не выдержит, потеряет равновесие, упадет, покатится кубарем по склону…

Чтобы отвлечься от бешено несущейся перед глазами белой полосы, девушка перевела взгляд вперед: где там племянник, долго ли им еще мчаться? И тут она увидела, как Ленчик, заложив широкий вираж, уклоняется от своего прямого полета, сворачивает совсем вбок, поворачивается к ней лицом и делает отчаянные жесты и кричит:

– Сворачивай!.. Тормози!.. Здесь пропасть!..

Катя, пытаясь выполнить команду юноши, перенесла вес тела на левую ногу. Кажется, ей удалось повернуть в нужную сторону, и она даже понеслась вбок по снежной целине, однако в следующий миг потеряла равновесие. Какая-то доля секунды – и стремительный полет превратился в беспорядочное падение. Катя кубарем покатилась по склону, лыжи отстегнулись и потерялись, она успела заметить вдали испуганное лицо Ленчика, а затем его сменили бешено меняющие друг друга местами далекое небо и близкий снег. Слава богу, у нее имелся парашютный опыт падений и группировки, и Катя, кажется, ничего себе не сломала – но в следующий миг, уже на излете своего падения, она услышала дикий крик Лени: «Стой!.. Держись!..» А потом вдруг поняла (наверное, шестым чувством, своей обостренной по жизни интуицией), что она вот-вот сорвется в пропасть, – и попыталась распластаться на снегу, уцепиться хоть за что-нибудь. Это ей удалось, но не вполне. Руки ощутили каменную твердь и отчаянно схватились за нее, но ноги – вот ужас! – потеряли опору и ухнули в бездну. И вот Катя, вся запорошенная снегом, почувствовала, что она висит – висит, вцепившись в скалу, на одних лишь руках. Она отчаянно болтала ногами, пытаясь нащупать ими хоть что-то твердое, – но тщетно. Никакой точки опоры не находилось, оставалось лишь догадываться, какой глубины пропасть под ней, и Катя поняла, что долго не продержится – еще минута-две, и она сорвется вниз. И тут девушка услышала крик Ленчика: «Давай руку!» – подняла глаза и сквозь снег, запорошивший ее очки, разглядела на фоне неба перекошенное лицо племянника и протянутую к ней руку.

И в тот же миг ее правая нога вдруг нащупала твердую опору – выступ в скале. И тогда Катя схватилась левой рукой за Ленчикову ладонь, уперлась носком ботинка в щербину на скале – и изо всех сил выбросила саму себя вверх.

Катя упала грудью в снег. Ленчик повалился навзничь рядом. Несколько секунд девушка приходила в себя, ощущая противную дрожь в ногах. Она не впускала в свою голову мысль о том, что сейчас она, пожалуй, была близка к гибели, как никогда прежде. Вместо того чтобы предаваться самоанализу, Катя бодро (насколько могла) вскочила на ноги и сорвала залепленные снегом очки.

Они, оказывается, довольно далеко учесали от монастыря: метров на триста вниз по крутому склону. Неприступные монастырские стены виднелись над ними на хребте. Они мрачно царили над всем пейзажем. В нижней части цитадели чернело отверстие, из которого беглецы начинали свой полет. Теперь в нем виднелись силуэты двух сухопарых мужских фигур. Мужчины (не иначе – хозары) о чем-то спорили между собой, размахивая руками. О чем они сговаривались? Стрелять по беглецам? Или бросаться за ними в погоню?