Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Злобно матерясь, Роман направился к брату и Дробову, которые, после того как Роман взял из багажника канистру, решили повнимательнее обыскать его и сейчас копошились в нем, рассматривая в полутьме найденные вещи.
— Гляди, гляди, — завопил Веня, — братан, ты глянь только, твой «факел» ноги делает. Никак домой намылился?
Веня протянул спички брату.
— Держи. Догоняй, а то не поспеешь за ним, ишь как бежит резво, — загоготал довольный шуткой Веня.
Роман выхватил спички, бросился вдогонку. Он, во- первых, любил доводить дело до конца, во-вторых же, как уже отмечалось, приучал себя и банду не оставлять живых свидетелей.
Дробов, оставив и багажник, и гогочущего Вето, и истекающего кровью Кордина, бросился вдогонку за паханом.
Да накладка вышла.
То ли Лебедев в состоянии аффекта рванул слишком быстро, умело использовав несколько секунд форы, предоставленной коротким замешательством среди бандитов, то ли, напротив, истекая кровью, упал где-то среди кустов густого подлеска и стал в темноте ночи совсем невидимым, а только не нашли они его. Да и ориентацию потеряли — в какую сторону бежал-то? Вроде все кусты и перелески ощупали — нет мужика.
Понуро вернулись к машине...
— А говорил, живых не оставлять? — начал было подначивать старшего брата Веня. Да осекся, встретив волчий взгляд Романа.
— А кто виноват, сучок драный? Кто слабо его ударил в висок? У другого давно бы коньки откинул. А кто его ножом пырял, так, что он, вишь, бегает как олень? Кто? Бей в следующий раз точнее, сопляк. — Роман несильно, но хлестко ударил брата по губам. У того слезы навернулись на глаза, он обиженно фыркнул, хотел было что-то возразить, но удержался. Знал — с Романом в такие минуты лучше не спорить.
Один Дробов сохранял олимпийское спокойствие.
Он подошел к телу Кордина, накинул ему на голову удавку, заметил:
—Давайте, кенты, хоть этого наверняка кончим, а то, не ровен час, и он сбежит.
Он перевернул стонущего, окровавленного Кордина на живот, так, чтоб ему удобнее было затягивать удавку, поставил правую ногу на спину жертвы, потянул удавку.
— Ну, все, кажись, кончается.
Озлобленные неудачей с другой жертвой, братья Ахтаевы бросились к телу умирающего Кордина, набросились на дергающееся в конвульсиях тело, один с ножом, другой с заточкой, и успели, пока он не затих окончательно и навсегда, нанести каждый по два удара в грудь и сердце.
— Ну, кажись, этого наверняка, — удовлетворенно бросил Роман.
Все трое тяжело дышали, сдерживая рвущиеся из груди злость и ярость.
Ударили каждый по мертвому уже телу, как бьют носком ноги по покрышке переднего колеса перед тем как ехать дальше.
— Ну, взяли...
Они взяли за руки-за ноги ставшее вялым и безжизненным тело, все еще тяжело дыша и матерясь, оттащили его в овраг, забросали срезанными ветками.
— Ну, теперь не найдут, — уверенно прошептал Дробов.
— Если только сам не покажешь, — недобро ухмыльнулся Роман.
— Как это? — удивился Веня.
— А так, рассказывали мне на зоне, — попадешь под пресс сыскарей, покажешь все, что знаешь.
— Я никогда не покажу, — уверенно заметил Веня.
Забегая вперед, заметим, что показали место, где тлел
труп убитого ими Кордина, все.
Не сговариваясь, каждый в отдельности.
Это смелые они были, когда бесчувственное тело резали. А когда руки за спину в наручниках...
Ну, да это потом...
А пока, уже не думая ни об убитом Кордине, ни об умирающем где-то под кустами Лебедеве, почувствовав уже радостную эйфорию, делили трофеи.
На троих вышло немало за один заход.
Потом все эти вещи следователи прокуратуры найдут, обнаружат в домах бандитов, у их родственников и друзей, во время обысков (никто не поспешил сдать подаренные краденые вещи), так что можно теперь точно сказать, во что оценили бандиты убитых ими людей:
— магнитофон «Соната» — 85 р.
— кассеты к нему — 65 р.
—деньги — 120 р.
—джинсовая куртка — 160 р.
— часы марки «Слава» — 60 р.
— флакон одеколона «Цветочный» — 20 р.
— карманные часы «Молния» — 20 р.
— магнитофонная кассета — 4 р.
— бумажник — 3 р.
Они ласково трогали вещи, добытые в «бою», спорили, кому что останется, по-шакальи грызлись между собой, стремясь преувеличить свою роль в банде, в убийстве, доказывая, что именно ему должна принадлежать та или иная вещь.
Когда еще продадут они машину в азербайджанском ауле, когда получат поделенные за нее деньги, — а тут вот — свеженькое, только что отнятое добро. Им так приятно обладать: было не твое, а вот уже твое. И надо-то только и всего — сдавить удавку, ударить ножом, заточкой, пнуть...
Пройдет время, и жадность подведет бандитов. Все эти вещи найдут. И будут они свидетельствовать против трех нелюдей на людском суде. Опознанные родными и друзьями Кордина и Лебедева, эти вещи будут свидетельствовать против убийц тогда, когда сами они этого никак ожидать не будут.
Если бы я писал роман, а не строго документальную повесть, то, скорее всего, не решился бы дать этот эпизод. Критики порой и так называют некоторые мои романы, написанные на основе конкретных уголовных дел, криминальной фантастикой — уж больно неожиданны и нереальны некоторые детективные их обстоятельства. Что было бы, если бы в романе я написал, что изрезанный бандитами, избитый, истекающий кровью Лебедев выжил?
В первых эпизодах этой повести чудом выжил астраханский милиционер Ильдар, теперь вот Лебедев... Ну, одно чудо, это понятно, а два? Это уже писательская фантазия. Но материалы уголовного дела 21/3027 — вещь совершенно реальная, не придуманная. И факт сей легко проверить. Все обстоятельства дела, детали, вешдоки, даже обрывки фраз, сказанных тем или иным участником драмы и сохраненные протоколами допросов, все говорит о реальности происходящего. Изменены только фамилии и некоторые обстоятельства жизни героев до начала «боевых действий» банды Ахтаевых... Так что читателю придется поверить: Лебедев тоже остался жив.
Тяжело раненый, — медики потом насчитают множество ранений, от которых он по всем показаниям должен был умереть, — он остался жив.
Он останется жив и выступит на процессе свидетелем обвинения.
Самые обыкновенные, казалось бы, люди — и Ильдар, и Лебедев. Не герои. И выжили они не во имя какой-то высокой цели. Просто мы и сами не всегда знаем, какой огромной силой, жаждой жизни обладает человеческий организм.
Обычные люди. Обычная жажда жизни. И стремление вернуться к своим женам, детям, родителям. Извечные инстинкты человеческие. Какая в них сила... Поразительно. Судите сами: