Через девять месяцев у меня произошел очередной выкидыш, и я уволился. Бессмысленность газет в СССР портила нервы.

Нежный, неуловимый, тающий туман памяти, неощутимая взвесь бытия растворена в безмерном времени, первые еле заметные крупицы кристаллизуются в прихотливой и бессвязной последовательности, о нет, в этой последовательности своя логика, ясная и беспощадная, свой объективный закон: каждый детеныш воспринимает, впитывает и воспроизводит культуру своей стаи, своего народа, своей эпохи: и вот моя первая игрушка – броневик: он зеленый, со скошенным носом и кормой, из низкой круглой башенки торчит пулемет; снизу у броневика пятое колесо, оно туго прокручивается, если сильнее прижать к полу, и тогда из пулемета бьет колючий снопик огня, там зубчатое колесико чиркает по кремню; пройдет много лет в детском измерении, года два к тем двум, что уже прожиты, и мне начнут читать книжки, дома и в детском саду: «Далась победа нелегко, но Ленин вел народ, а Ленин видел далеко, на много лет вперед», и я буду уже готов к Ленину, потому что на картинке он будет стоять на моем броневике, с поднятой рукой, и смысл броневика, его историческая сущность и предназначение отложатся в подсознании, через этот свой младенческий броневик я оказываюсь нерасторжимо связан с самым лучшим, самым мудрым и великим из людей, с Лениным, делу которого мы служим, чтобы все трудящиеся люди были счастливы, дело его бессмертно, и сам он бессмертен, и мои руки помнят довольно грубо обработанные края железных пластинок, из которых был собран броневик, закругленный шип одной пластинки входил в прорезь другой и там внутри крепко загибался, обеспечивая соединение,

соединение цветного карандаша с плотной шершавой бумагой тетради для рисования дает яркую перспективную линию, карандаши так быстро тупятся и делаются короткими, новые они длинные и красивые, новая коробка карандашей сулит красоту и порядок, шесть штук «Спартак», он на коне и ранен копьем в бедро, или двенадцать штук отцовская «Тактика» с военной картой на коробке, или «Искусство», а бывает восемнадцать, они лежат в два ряда, мне подарили такую коробку на день рождения, уже аккуратнейше и остро заточенных, надо было как можно быстрее использовать на бумаге каждый цвет, но линии и пятна не проявляются в памяти сложением в рисунок – пока не возникает война, а война – это наша грозная слава и великая победа, нам нет равных, мы лучшие в мире, самые сильные и храбрые: все небо заполнено нашими краснозвездными самолетами, они голубые и зеленые, мощны и красивы, их пулеметы извергают потоки пуль, и между ними трусливо и обреченно пытается спастись одинокий фашистский самолет, кривой и уродливый черный задохлик со свастиками на нелепых крыльях; и тогда под небом победоносной войны открывается земля победоносной войны, черный курчавый дым над красными кустами взрывов, и огромные зеленые танки с красными звездами расстреливают подлый и беспомощный фашистский танк с кривой пушкой и смятыми катками; и мы играли в войну всегда, раньше, чем себя осознали, война – это было главное, решающее в жизни, самые маленькие сидели за углом и были ранеными, а девочки перевязывали бойцов и подносили патроны и папиросы, главным было защитить штаб и захватить штаб врага, и все умели устраивать засады, наносить отвлекающие фланговые удары, имитировать ложное отступление или обойти врага с тыла, это было у нас в крови, тактика сама собою разумелась,

разумелась стройная музыка стихов, наполнявших душу гордостью и верой в будущее: Вова с папой в Ленинграде на весеннем был параде и потом в своем отряде рассказал ребятам всем, что увидел на параде в первомайском Ленинграде он с трибуны номер семь: громко музыка гремит, папа Вове говорит: знай, сынок, товарищ Сталин нашу армию создал, потому товарищ Сталин самый главный генерал; а потом организованно учим в детском саду стихи к празднику, и вдруг интересные странности начинаются, когда воспитательница с фальшивой нравоучительностью велит: а вот здесь это не надо читать, а как надо?.. надо читать так: спасибо, наш Тата… нет – наш Кеке… нет – наш Хэхэ… в общем – спасибо, наш Ээ любимый, за мысли твои и дела,

дела в стране были интересными и странными, детсад распевал частушку: Берия, Берия, утерял доверие, а товарищ Маленков надавал ему пинков, дети гарнизонов политически грамотны и политику партии понимали правильно, мы знали, что окружены поджигателями войны, однажды в кино в клубе на коленях у отца я так и спросил про каких-то с факелами, которые поджигали что-то старинное: это поджигатели войны? что вызвало одобрительных хохот офицерского зала; и вот родители ушли в полковой клуб на вечер по случаю праздника не знаю какого, меня уложили в кровать не известив, но свет и радио оставили: и тут бьют кремлевские куранты – и жуткий, огромный, сулящий все ужасы смерти, тяжкий металлический голос обрушивает, что работают все радиостанции Советского Союза, и передаем правительственное сообщение, и ясно, что началась война, и возможно уже упали атомные бомбы и полстраны погибло, и оледенев в гибельном кошмаре, я слушаю, что в ознаменование произвести салют из двадцати четырех залпов в столице нашей Родины городе Москва и городах-героях Ленинграде, Сталинграде, Севастополе и Одессе, и зачитать этот садизм с геройским концом во всех ротах, батареях, эскадрильях и экипажах, мамочка, так же заикой сделать можно, читал Юрий Левитан, да лучше б он вообще не научился читать,

научился читать я без ажиотажа в первом классе, как все, и вот утром в воскресенье, родители спали, я вытащил книжку потоньше и залез обратно читать – и самостоятельно прочитал книжку от начала до конца, и запомнил на всю жизнь, и картинки там были красивые, но описанное впечатляло еще больше картинок, называлось это: Сказка про военную тайну, про Мальчиша-Кибальчиша и его твердое слово; вот такая была моя первая прочитанная книжка, и она осталась, и она наложилась там, в прослоенных глубинах подсознания, на стихи, удивительно крепко сколоченные стихи: в ЗиСе-110, машине зеленой, рядом с водителем – старый ученый, в ЗиМе – седой генерал-лейтенант, рядом с шофером – его адъютант, в синей победе – шахтер из Донбасса, знатный забойщик высокого класса; на войне много и часто ругаются, а чтоб ты издох, немилосердно пожелал Поль Поттер этому злейшему врагу буров; «Одиссея капитана Блада» учила мальчишек благородству, храбрости и романтике; великий рассказ Джека Лондона «Мексиканец» вселял гордость никогда не сдаваться и побеждать вопреки несправедливости, вопреки грязным условиям, побеждать волей и духом врага сильнее тебя и не ждать признания и награды,

награды за успешный переход в следующий класс давались книгами, и я помню «Записки коменданта московского Кремля» Малькова, расстрелявшего Каплан: о, как мы верили в свою прекрасную страну, доброту угнетенных негров, добродетели бедняков и злые пороки богачей: мы были окружены странами злых богачей, и вот календарь школьника: закопченный проулок трущоб, и быкоподобный полицейский бежит бить дубинкой худеньких бедно одетых мальчиков, которые написали на стене слово «мир»: за мир мы воевали с врагами в Венгрии, доносились вести от отцов, за мир мы противостояли Америке, «Огонек» печатал страшную повесть об американских бомбоубежищах и советской ракете с пятимегатонной головкой, которую мы запустили,