Он тоже мужчина свободный. Мы вполне могли бы подружиться поближе, без лишних обязательств.

Я не знала, насколько принято в это время такие формы «дружбы», но никто же не узнает. И я опять замечталась о его поцелуе…

Главное управление материально-технического обеспечения Центрального аппарата МПС СССР встретило меня шумом-гамом. Пройдя через сурового вахтёра, который долго и пристально изучал моё удостоверение и направление из депо «Монорельс», я, наконец-то, была допущена в святая святых. Он позвонил по внутреннему телефону и сообщил, что меня ждут и куда мне идти.

Поблудив по коридорам, я вышла к искомому кабинету.

К моему удивлению, он оказался ничем не лучше, чем у Лидочки Горшковой, когда я только очнулась в её теле. Размерами, я имею в виду. Только ремонт там был новый.

В кабинете сидел серьёзный товарищ, лет сорока на вид, в строгом синем костюме и роговых очках с толстыми стёклами. Его представительный вид портили перхоть, обильно покрывающая плечи, и кислое выражение лица. Даже не столько кислое, скорее какое-то брюзгливое, что ли.

Звали товарища Шаповал Виктор Нотович.

— Ну что там у вас, — недовольно спросил он, досадуя, что я оторвала его от важной работы (я потом заглянула, когда он отвернулся, он читал «Графа Монте-Кристо», сунув книгу среди кип бумаг, которыми был завален его стол).

Я кратко объяснила ему ситуацию.

— Так а я что сделаю? — скривился он, — отчёт вы уже сдали.

— Виктор Нотович, — кротко сказала я, сдерживая желание больно стукнуть этого урода, — отчёты вы же принимаете еще два дня.

— Завтра до обеда! — возмущённо поправил меня он.

— Да, завтра до обеда, — послушно повторила за ним я, стараясь не рассердить его. Он его настроения сейчас зависело всё. И если бы дело касалось только меня, я бы, возможно и плюнула. Но на кону стояли деньги работников депо «Монорельс», поэтому пока что придётся засунуть свою гордость куда подальше.

— Я вас очень прошу, Виктор Нотович, подскажите, как исправить недочёты? — просительно улыбнулась я. — Мне коллеги сообщили, что была инструкция с новой таблицей. Понимаете, в дороге, видимо, что-то произошло, и пакет к нам не попал. Поэтому отчёт был без этой таблицы. Но я её вот сделала, посмотрите, пожалуйста. Если там всё правильно, позвольте её вставить в наш отчёт и примите ещё раз. Пожалуйста.

— Конечно не получали, ведь я вам не отсылал её, — вяло пожал плечами клерк.

— То есть, как это? — изумилась я.

— Руководство довело нам её сейчас только, — пояснил он, — поэтому мы постарались, кому можно, передать так. Чтобы побыстрее было.

— И нам?

— И вам! — блеющим голосом передразнил меня Виктор Нотович и раскрыл толстый гросбух, — вам даже самим первым мы передали.

— А кем? — спросила я, замирая.

— Альберт Давидович взял. Так что всё вы получали! И нечего тут рассказывать!

От неожиданности у меня аж заледенели руки.

Альбертик! Вот сучонок! Мразь какая! Вернусь — урою гада!

Гадит уже по-крупному и не прячется даже.

— Возможно, произошла накладка, — попыталась разрулить всё я, — так вы позволите доделать отчёт? Ведь мы же с вами одну работу делаем. Для нашей Родины! И не в наших интересах, что-то стопорить.

— Давайте уже вашу таблицу, — проворчал клерк недовольным тоном.

Я с готовностью протянула бумажки.

— Ну вот, нельзя что ли было сразу всё сделать? — проворчал он и злорадно добавил, — а вот здесь ошибка у вас! Столбцы должны быть по три сантиметра. А у вас по два.

— Я сейчас всё переделаю, — торопливо ответила я.

— Но там же печать нужна и подпись директора, — ещё более злорадно заухмылялся он. — Без печати и подписи принять не могу, уж извините.

— Не вопрос! — сказала я, — Иван Аркадьевич здесь тоже где-то по кабинетам ходит, я сбегаю к нему, и он распишется. А печать он взял с собой.

— Так таблицу перепечатывать же надо!

— Я сейчас же перепечатаю! — приложила руки к сердцу я, — у меня печатная машинка с собой.

— Эк вы подготовились, — покачал головой клерк и впервые одобрительно улыбнулся. — Переделывайте. Ладно уж.

Он показал мне, где можно пристроиться в коридоре, и я принялась торопливо (но старательно) перепечатывать документ. В душе я не раз похвалила Ивана Аркадьевича за предусмотрительность с листами с печатью и подписью. Инче что бы я сейчас делала?

Когда я сдавала обновлённый отчёт, у меня внутри все аж дрожало от переживаний. Но, как ни странно, клерк всё принял, отметил что-то у себя в гроссбухе и на этом эпопея с отчётом была закончена.

— Ладно, принимаю, — сказал он раздражённым тоном, — но, чтобы такое было в последний раз. Вы меня поняли, товарищ Горшкова?

Я заверила его, что всё поняла, прониклась и больше такого безобразия не повторится.

Через пять минут я вышла на свободу. На улицу в смысле.

Москва была прелестна, хоть небо и свинцово хмурилось перед дождём. В моей душе пели птицы! Жизнь прекрасна! Я сдала этот говенный отчёт и теперь люди не останутся в пролёте. А дома меня ждал он.

Я аж зажмурилась от предвкушения. С неба пошел дождь, крупные капли падали мне на лицо, а я аж засмеялась от восторга!

Я всё сделала! Я справилась! И всего за полдня! Оставаться в Москве ещё на сутки, когда меня ждут в Малинках — это было выше моих сил. Я села на метро и поехала на вокзал. Там я сдала билет на СВ и купила на сегодня. Правда был только в плацкарте, боковая, возле туалета. Но, какая же это ерунда, если меня так ждут в Малинках!

До отъезда поезда, я ещё успела сгонять в ЦУМ и купила обалденную куртку для Петра Ивановича. Остальных денег хватило только Светке на конструктор и Римме Марковне на формочки для выпечки (она это любит). Там ещё выбросили трикотажные костюмы на меня, юбки с плиссировками, но тут пришлось выбирать — или мне костюм, или куртка для Будяка. Его куртка была сильно старая. В общем, мне захотелось сделать ему приятное. Он столько мне всего помог!

Рано утром, после второй почти бессонной ночи, я вышла из поезда и попутками добралась в Малинки. На работу решила не идти, у меня