– И что произошло?

– В пятницу вечером я согласился встретиться с ней в баре. Когда она появилась, я не узнал ее. Ты же видела ее. Она меняется, как хамелеон. Мы нашли круглую кабинку, где можно было уединиться и поговорить. Я сел рядом с ней, а потом она вдруг поцеловала меня.

Я ткнула его в бок локтем.

– И как это было?

Он заморгал.

– Если бы она была в великолепном образе поп-дивы, то я задумался бы, все ли у меня в порядке с головой и со мной ли это вообще происходит. Но тогда у меня были правильные ощущения. Все казалось естественным. И я понял.

– Что она?..

– На сто процентов мальчик.

– Я знала! – Я видела, как она совершила перевоплощение, достойное мадам Баттерфляй, у нас в квартире, поэтому не удивилась, но все же. Я ощутила укол раскаяния из-за собственного чрезмерного любопытства. – О боже, Зайон. Прости за мою навязчивость. Это вообще меня не касается.

– Ты когда-нибудь замечала, что задаешь бестактные вопросы, только когда не собираешься публиковать ответы? Ты ужасный репортер.

Я подтолкнула его плечом.

– Ну я же знаю, с кем имею дело. – Зайон сидел на пороховой бочке.

– Ну да, я понимаю, что в этой области провалилась полностью.

Два «желтых» репортера раскрыли ее секрет, и это давало повод задуматься о главном.

– Как именно это работает? Она очень известная личность.

Он пожал плечами:

– Знаешь, слухи ходили всегда, но я думал, будь это правдой, ее поймали бы уже давно. Можешь представить, сколько людей занимаются ее гардеробом для каждого отдельного концерта?

– И ты не собираешься обогатиться на такой новости?

– Ни в коем случае. Она очень милая. Она готова к тому, что вся эта история в конечном итоге раскроется. И даже готова рассказать сама, когда придет время. Но это разрушит ее карьеру и сделает всеобщим достоянием ее личную жизнь. А меня это лишит всякого шанса поддерживать с ней полунормальные отношения. Поэтому нет. Я не буду публиковать эту историю. И я верю, что ты тоже не будешь.

– Нет. Но почему она доверила нам такую большую тайну?

Он упер локти в колени, вцепившись пальцами в стаканчик с кофе, и повернулся ко мне, зажмурившись от яркого солнца.

– Адрианна доверяет тебе потому, что тебе доверяет Мика. Вот так все просто.

– А почему она доверяет тебе?

– У нее нет особого выбора, понимаешь? Если только она не хочет провести всю жизнь взаперти и переписываться в мессенджерах. Из ее рассказов я понял, что так жить она тоже пыталась и теперь готова пойти на тщательно продуманный риск. Я дал ей слово. Я сказал, мне безразлично, кто она, и она может мне все рассказать. Я в любом случае хочу быть с ней. И она все мне рассказала.

Я приподняла бровь.

– Все?

– Да. Всю свою историю.

Мы замолчали, и у меня в голове роились миллионы вопросов. Но все казались неуместными. Однако ведь рядом со мной сидел Зайон.

– Можно спросить тебя кое о чем?

– Спрашивай, о чем угодно.

– Она хочет что-то в себе изменить?

– Непохоже. Шутит, что она гетеросексуальная девушка, которую заточили в теле мужчины-гея.

Я фыркнула:

– Она и правда смешная.

Он не засмеялся, а принялся разглядывать ногти.

– Выясняется, что и я отчасти гетеросексуален, поскольку она нравится мне такой, как есть. – Должно быть, последнюю неделю его разрывали противоречия, какие мне и не снились, но он все скрывал.

– Так она… – Я присвистнула, пытаясь подобрать слова.

Но Зайон прочитал мои мысли.

– Считает ли она себя женщиной?

– Это ужасный вопрос.

– Она рассказала бы тебе сама, если бы была здесь. Иногда она чувствует себя женщиной. Но не всегда.

– Мне надо как-то с этим разобраться? Чтобы понять, какие местоимения я должна использовать.

Зайон накрыл мою руку своей и потер мой большой палец.

– Не переживай ни о чем. Она и так оценит, что ты уважаешь ее право быть не такой, как многие другие, но в принципе с ней очень легко. Люди совершают ошибки похуже грамматических. – Он покачал головой. – А я всегда думал, что это мне тяжело. Представить не могу, как ей живется с этим. И все же она справляется, живет.

Услышав его слова, я вспомнила, как отреагировал Мика, услышав о моих проблемах. И тут я поняла, насколько все это важно для Зайона. Я разберусь, как и когда обращаться к Адрианне, позже. Сейчас только одно имело значение.

– Тебе она и правда нравится?

– Да. Не знаю, насколько сильны ее чувства ко мне, но, полагаю, она здорово рискует, если не рассматривает серьезные отношения.

Я переваривала это заявление, качая головой и размышляя, как все может быть в одно и то же время чересчур сложным и совершенно простым.

– Ты рассказываешь так, как будто все это очень легко, Зайон.

Мои собственные сомнения были просто пустяком по сравнению с тем, что приходилось переживать ему.

– А зачем создавать себе головную боль? – Зайон пожал плечами и бросил стаканчик в мусорный бак.

Его честность воодушевила меня, поэтому я вытащила коробку с едой из рюкзака и показала Зайону.

– Только взгляни! – Конечно, это мелочь. Мика даже собрал ее не сам, все сделал Пратош. Но меня переполняло счастье.

Зайон открыл крышку и улыбнулся, увидев маленькие сэндвичи и порезанные овощи.

– Похоже, он действительно волнуется за тебя.

Я сомневалась, признаваться или нет, но это был Зайон, и я выдала:

– Он сказал, что любит меня.

Зайон вернул мне коробку, и выражение его лица было при этом загадочным.

– Я много об этом думала. – Я сглотнула комок, отмахиваясь от мысли, что можно влюбиться так быстро. И Мика старался не повторять этого больше, кроме как в моменты блаженства, когда слова вырывались невольно. – В смысле: что значит любовь, если ее можно почувствовать по прошествии нескольких дней?

Я еще раз заглянула в коробку и взялась за квадратный сэндвич с сыром – нечто подобное для меня готовила мама, когда я училась в школе. И вдруг я поняла, что плачу. Мои глаза не просто увлажнились от легкой печали – слезы потоком полились по щекам.

Зайон потянулся ко мне и смахнул слезу:

– Милая, разве слова что-то значат? Ты держишь в руках доказательство того, что ты важна для него и он осознает, что тебе нужно. Разве это не следует учесть?

Я расхохоталась, поскольку эта нелепая мысль действительно мелькала у меня в голове.