Свет. Темнота. Господин Луаяль появился, чтобы объявить следующий номер: «Дамы и господа перед вами мастер гипноза!» Мастером оказался маленький человечек в черном смокинге. Он вызвал трех добровольцев. На арену, под одобрительный гул публики, вышли трое молодых людей.

Гипнотизер пристально посмотрел им в глаза и приказал одному из них ощутить невероятную жару. Юноша быстро разделся, в круге света были видны крупные капли пота, стекавшие по его лицу и груди. Аплодисменты. Второму молодому человеку гипнотизер внушил, что тот обезьяна. Юноша очень натурально запрыгал по арене, ухая, как шимпанзе. Гипнотизер предложил ему банан, который подопытный проглотил, выпучив от восторга глаза. Аплодисменты. Артист объяснил в микрофон, что воздействует лишь убеждением, будя дремлющие инстинкты, которые есть в каждом из зрителей. Третьего добровольца он попросил совершить обратное путешествие во времени, представить себя подростком, затем ребенком, а затем и новорожденным младенцем. Тот покорно встал на четвереньки и начал что-то лепетать, засунув в рот большой палец и край рубашки. Гипнотизер попытался вытащить кусок ткани у него изо рта, но подопытный закричал, заплакал, а получив край рубашки обратно, снова радостно залепетал. Аплодисменты.

Свет. Темнота. Господин Луаяль объявил последний номер представления: воздушные гимнасты. Помощники установили оборудование, и трио акробатов гордо вышло к публике.

Анжа Ринзули в образе Тарзана сопровождали Кинг-Конг в несколько потертой синтетической шкуре и Джейн с пышными формами. Господин Луаяль потребовал от публики аплодисментов. Опытные акробаты собирались работать без страховки.

– У меня какое-то предчувствие, – пробормотал Исидор.

– Да ладно, мы же не в романе. Кому нужна смерть Анжа? – пожала плечами Лукреция.

Фанфары. Под звуки меди три гимнаста перелетали с трапеции на трапецию и подхватывали друг друга в последний момент, под восхищенные и испуганные возгласы зрителей.

– Внимание, опасный номер! – закричал господин Луаяль в микрофон. – Анж Ринзули в честь своего учителя, единственного, кому удавался этот невероятный трюк, совершит двойное обратное сальто, «Полет ангела»!

– У меня какое-то предчувствие, – рассеянно повторил Исидор Катценберг.

Раздалась барабанная дробь.

– Не волнуйтесь, – ответила доктор Ван Лизбет. – Анж профессионал. Я много раз видела этот номер. Это великолепно.

Соединив ноги и скрестив руки на груди, Анж Ринзули взлетел под купол, грациозно выполнил двойное сальто, и в тот самый миг, когда он камнем падал на землю, его поймал Кинг-Конг.

Публика облегченно выдохнула и разразилась аплодисментами.

– Вот видите, зря вы ожидали чего-то плохого.

– Риск увеличивается! – гремел господин Луаяль. – Сейчас труппа выполнит тройной аксель с переворотом. Смертельный прыжок!

Тишина. Барабанная дробь. Анж встал на трапецию. Гимнаст улыбался, но был сосредоточен. Он перевернулся в воздухе, и его руки соединились с лапами Кинг-Конга в крепком пожатии.

Аплодисменты удвоились.

Фанфары исполнили веселую мелодию, означавшую окончание номера. Трое артистов наверху порхали, поддерживая друг друга за руки, завершая таким образом выступление. Вдруг Анж Ринзули, чувствуя себя на подъеме, сделал господину Луаялю знак, что хочет напоследок показать свой самый впечатляющий номер: «вертикальную бочку».

Снова раздалась тревожная барабанная дробь. Многие зрители уже устали от мнимой многозначительности пауз, шеи у них затекли, а происходящее высоко над головами перестало быть интересным. Дети просили конфет. Мамы поправляли шарфики. Анж взял разбег, закрутился штопором и вытянул руки перед собой. Партнеры находились теперь несколько дальше друг от друга. Кинг-Конг устремился навстречу Анжу.

Две пары рук летели навстречу друг другу. Человеческие руки к рукам обезьяны. Сцена напоминала фреску Микеланджело в Сикстинской капелле. Бог кончиком пальца передавал знание человеку. Человек протягивал руку обезьяне. Весьма аллегорично, даже если речь идет о фальшивом примате в нейлоновой шкуре.

Руки коснулись друг друга. Почти коснулись. Но в последнюю секунду обезьяна ушла в сторону. Движение было почти неуловимым. Крик удивления прокатился по публике.

Анж Ринзули широко распахнул изумленные глаза. Он искал взгляд под обезьяньей маской, чтобы понять, что происходит. И в последнюю секунду заметил нечто, удивившее его.

Тарзан рухнул вниз.

Ангел не умел летать. Он упал. Раздался глухой хруст ломающихся костей.

Исидор и Лукреция бросились на арену.

Анж узнал их и улыбнулся.

– Рад… что вы… сумели… выбраться…

Он издал смешок, похожий на хрип, и выплюнул кровь. Он поднес руку ко рту, увидел розовые пузыри на своей ладони, испугался, а потом снова издал странный смешок.

– Секрет… останется секретом… Они не позволят раскрыть тайну… лапы.

Он снова захрипел, закашлялся и выплюнул кровь. Закрыл глаза. Лукреция энергично встряхнула его.

– Где лапа?

Анж поднял веки, взгляд его был мутным.

– Деревья…

– Какие деревья?

– …прячут корни в земле.

Исидор и Лукреция пытались понять его слова.

– Может быть, он хочет сказать, что корни происхождения человечества должны остаться спрятанными, – предположила девушка.

Уже появились врачи «скорой помощи», чтобы унести несчастного акробата. Они положили его на носилки и торопливо пошли к выходу, с трудом расчищая путь среди зевак, которых всегда привлекает чужая смерть. Журналисты не отставали. Лукреция вцепилась в носилки.

– Скорее, скорее, заклинаю вас: где лапа? Скажите, вам нечего терять!

И Анж, словно убедившись, что отныне уже ничто не нарушит ход событий, показал на палатку позади шапито.

– В моем… вагончике. Под… корнями бонсая, – прошептал он.

Журналисты побежали к парковке каравана. «66». «Анж Ринзули, воздушный гимнаст». Дверь была уже взломана, все внутри перевернуто вверх дном, мебель опрокинута. Бонсай выдернут, горшок разбит.

Они вышли. Вор не мог далеко уйти. И действительно, они заметили убегающий силуэт с коробкой под мышкой. Лукреция вскочила на мотоцикл и, нагнав беглеца, с изумлением узнала отца Матиаса, священника, с которым они летели в Дар-эс-Салам. Она на ходу прыгнула на него и повалила на землю. Священник вырывался и таращил бессмысленные глаза.

Исидор Катценберг спокойно подошел к ним и оценил ситуацию.

– Затевая аукцион, бедняга Ринзули не учел того, что клиенты предпочтут не платить вовсе.

Священник нехотя выпустил из рук прозрачный ящичек.

– Надо уничтожить эту лапу! Ее надо уничтожить! Уничтожить! Это лапа дьявола. Ее надо уничтожить, – повторял он.